– Да, – отвечает он с ухмылкой. – Я брат Ольги.

– Брат? – не могу сдержать удивления. Отворачиваюсь и пытаюсь прийти в себя. Так вот, откуда он знает Ольгу Сергеевну.

– Что-то не так, Екатерина? – Георгий берет меня за локоть, пытается заглянуть в глаза.

– А Амир, – смотрю ему в глаза. – Про Амира что-нибудь известно? Как он?

– Не знаю, – отвечает холодно. – Мы с ним все связи прервали, как его в тюрьму посадили. Сын его умер. Так что, считай, нас больше ничего не связывает.

Про упоминание о сыне у меня все сжимается внутри. И я решаюсь спросить про то, что так гложет меня все это время. Не дает спокойно спать.

– А вы знаете, где похоронили Тамерлана? – произношу каким-то незнакомым глухим голосом. А в горле пересохло. Ком, который давит. Душит. Не дает вздохнуть. Я даже приоткрываю рот.

– Сына Амира? – Георгий удивленно смотрит на меня. – Не знаю. Может, Ольга и в курсе, но ничего не говорила мне. Похоронами занимался брат Амира. Нас даже не позвали. Ну, там давняя история. Вам лучше не знать, – чуть улыбается. – В общем-то, это все в прошлом, Катерина. Амир в тюрьме. Нет больше никакой связи с нашей семьей. У вас тоже новая жизнь. Все в порядке? Вы какая-то бледная.

– Мне душно. Я выйду, – быстро ставлю бокал на поднос проходящего мимо официанта и чуть ли не бегу прочь. Плечами сталкиваюсь с какими-то людьми, машинально извиняюсь и бегу.

Когда сама в своей голове перебираешь воспоминания, отрывки прошлого, – это не так. Но когда кто-то другой напоминает тебе о том, что ты не можешь забыть, как ни стараешься… это… это так больно. Я не думала, что это так больно. Я словно вновь и вновь переживаю все это.

Матвей.

Мой мальчик.

Сынок.

Пакуя сумки для переезда, я постоянно думала о том, что вот, наконец, я смогу. Смогу навестить сыночка. На кладбище. Ведь его похоронили. У него есть могилка, куда я смогу иногда приходить и плакать.

А теперь… теперь опять все упирается в Ильдара. Нет. Я не готова с ним встретиться. Да и навряд ли он что-то скажет мне. В моих интересах и в интересах Тамерлана избегать общения с ним.

Это хорошо, что Георгий тоже настроен к нему негативно, как я поняла.

Но что же с могилкой? Возможно, все же Ольга Сергеевна знает. Это же был ее внук. Она не может не знать. Я должна как-то выяснить это.

– Екатерина, все в порядке? – Георгий тоже выходит на улицу. – Если вам плохо, то можете домой поехать. Я сам как-нибудь.

– Я останусь, – беру себя в руки и делаю шаг внутрь. – Вспомнилось просто. Про Тамерлана, – сдерживаю слезы из последних сил.

– Не волнуйтесь. Что случилось, уже не исправить, – Георгий берет мою руку в свои ладони и ведет за собой. – Мне кажется, вам нужен отдых. Вы очень нервничаете, Катя. Можно я буду называть вас Катя? Вы не возражаете?

Я ничего не отвечаю.

– Надо подумать над небольшим отпуском для вас, – продолжает Георгий. – Мы могли бы вместе куда-нибудь поехать. И Матвея взять. Что думаете, Катя?

Тут его кто-то отвлекает.

– Мне пора, – говорит он мне. – Давайте после выставки все обсудим. Вам точно нужен отдых. Подождите меня в зале. Думаю, выступление не займет много времени. Можете пока присесть. Вот тут.

И он помогает мне сесть. Уходит, оставляя меня, наконец, одну.

Я сижу, не вслушиваясь в звуки вокруг. Сижу, опустив голову и устремив взгляд в пол. Мои мысли все еще далеко отсюда. Я никак не могу успокоиться. Нервно перебираю салфетку в руках.

Нельзя плакать, Катя. Не здесь. Дома у тебя есть подушка. Подушка, в которую ты каждую ночь плачешь и кричишь имя сына.

Сердце больно колет в груди. Я зажмуриваюсь. Но тут же чувствую словно ожог. На шее. Сбоку. Потом на затылке. Кто-то прожигает меня взглядом. Ощущаю его, даже не видя. И боюсь обернуться.

Кто это может быть?

Выпрямляюсь и смотрю вперед. Но этот кто-то продолжает испепелять меня взглядом. Еще чуть-чуть и я сгорю.

Несмело, медленно поворачиваю голову. Взглядом блуждаю по незнакомым лицам. Не то. Все не то. Не они. Почему я знаю, кто это? Откуда? Я словно чувствую это. Но ведь этого не может быть. Не может.

И тут я встречаюсь с тем самым взглядом черных глаз, от которого я теряла контроль. От которого воля подчинялась его обладателю.

Нет! Это же неправда! Это не может быть правдой.

Я не дышу. Сглатываю, но не дышу. Потому что все внутри замирает. И лишь сердце набатом стучит в грудь. Просится на волю. Ему тесно в груди.

– Амир, – шепчу я онемевшими губами. Шепчу безмолвно. Никто не слышит произнесенного мной. И я сама себя не слышу.

Шепчу и взгляд отвести не могу.

Амир.

Это он.

Он.

Что-то внутри меня оживает. Ждет продолжения. Но лед в его глазах заглушает это чувство.

Он смотрит на меня так, как смотрел в самом начале нашего знакомства. Холодно. Отстраненно. С ненавистью и пренебрежением.

Или мне только кажется?

Пытаюсь прочитать его взгляд. И замечаю, как губы Амира превращаются в тонкую полоску. Сжимаются. И глаза сужаются. Но не перестают смотреть на меня.

Еще мгновение и я не выдерживаю. Первой отвожу взгляд. Сглатываю, облизываю губы. А в горле сухой ком.

Резко встаю и выхожу из зала. Бегу в туалет. Не оглядываясь. Боясь опять встретиться взглядом с кошмаром из прошлой жизни.

Надо уйти. Да, незаметно как-то уйти.

Амир.

Я не готова с ним встретиться. Не готова. Что я ему скажу? Что он скажет мне? Почему он так смотрел на меня? Вопросы кружат голову.

Упираюсь руками в раковину и смотрю в зеркало. Это я? Вид запуганной лани. Загнанной в угол. Мочу руку в холодной воде и провожу по лицу, не задевая макияж.

Надо выйти. Выйти, чтобы сбежать.

Но как? Почему Амир здесь? Георгий говорил, что он еще в тюрьме. Ничего не понимаю.

На телефон приходит сообщение от Георгия. Он спрашивает, где я. Наверное, доклад уже закончен. Быстро отвечаю, что буду ждать его на выходе.

Еще раз смотрю на себя в зеркало и несмело иду к двери. Руки трясутся. Меня всю трясет.

Возвращение домой принесло столько потрясений. Но ведь это закономерно.

Надо взять себя в руки. Я справлюсь. Ради сына. Справлюсь. Сына… сына Амира…

Сказать ему?

Но тогда он заберет у меня Тамерлана. Заберет.

А я? Я не хочу отдавать самое дорогое. Он