— Не надо, — в голосе Упыря убеждённость мешалась пополам с издёвкой. И Тегейриан вопросительно хмыкнул, предполагая некие объяснения. Фладэрик надменно прищёлкнул языком. — Если Гельхард до сих пор не в курсе, значит… не его сукна епанча.

— А если в курсе?

— А если в курсе, Сполох, — мрачно улыбнулся Адалин и смерил поскверневшего лицом динстманна долгим, выразительным взглядом, — лестницы у вас в Башне уж больно опасные. Того и гляди, сверзится кто, костей не соберёт.

Чародей насупился и неодобрительно потёр межбровье:

— Не знаю… Расточительно. Корнфлид — сильный чародей. Один из сильнейших. Лучше бы уговорить.

— Ну, попробуй, пощупай, — после краткого раздумья согласился Фладэрик и на миг задержался перед низкой дверью, замыкавшей ход. — Только последствия наперёд… просчитай.

Эльзант понятливо кивнул и первым скользнул за бесшумно отворившуюся створку. Адалин оглядел мрачный лаз позади, вздохнул, помянул древних зодчих и нынешних нерадивых хозяев: пыль чуть не на зубах скрипела. Да и сквозняки гуляли непотребные. Исполинская громада Розы впечатляла: снаружи — неприступной мощью и нарядностью, изнутри — на глазах ветшавшей, дряхлой неповоротливостью. Ещё одна иллюзия, пожиравшая сама себя.

В изъеденных древней ворожбой стенах заступом и долотом орудовало время и пренебреженье. Коронный замок незаметно и неостановимо умирал под звук тимпанов, лютней, домбр и шелест платьев.

Глава 2. Тварь Равнсварт

С чародеем, напоминавшим призрака замковых катакомб куда больше реальных умертвий, Упырь расстался на одной из стен. И, в надежде освежиться, прогулялся вдоль по боевому ходу. Разглядывал из-за массивных зубцов окрестности: казарменный двор с прилегающими территориями, галереями, мощенными фигурной, пёстрой черепицей, приземистыми хозяйственными постройками и деревянными сооружениями неопределённого назначения. Ожидаемого успокоения зрелище не принесло.

Забрались сюда подданные по старой памяти, а не из необходимой предусмотрительности.

Живописный до колик, студёный северный рассвет к прогулкам не располагал, стражников, лихоманку над пряслами карауливших, разогнал по башенным укрытиям, а работящую дворню вынудил к чрезмерной расторопности. Даже в выстывших за ночь коридорах лишь духи неприкаянные шарахались.

Тегейриан, по обыкновению, язвил и насмешничал, чем старательно, но малопродуктивно изображал бодрое самочувствие. Фладэрик быстро манёвр раскусил и безапелляционно прогнал неудавшегося лицедея обратно «к ретортам». А теперь, всё больше мрачнея, дивился внезапному затишью, охватившему замок: ни собак, ни птиц, ни лошадей, ни дворни… Казалось, даже крысы в подвалах затаились.

Разговор оставил двоякое впечатление, зато потеснил из памяти образы минувшей ночи, исподволь, погань такая, выворачивавшиеся лукавыми посулами.

Несравненная повелительница Каменной Розы, дивноокая Айрин, не только спектакли толково разыгрывала и птице-ящеров кормила. Адалин отдал должное коварному таланту и постарался из головы воспоминания побыстрее выкинуть. Облокотился о вылизанную беспощадными горными ветрами, отполированную до блеска кладку бруствера и долго смотрел на лиловые в хрустально-звонком рассветном серебре сосны, что вальяжно скрипели за акведуком, на алую стремнину Олвадарани, так напоминавшую след от сабли, на далёкие башни, отсюда смахивавшие на изящную бутафорию, резные фигурки для детских забав.

Милэдон, Стимбор, Латарэт, Корсвиц, Дормэрсет, Амитгард, Стрэлэнд, Гвердэн, Таридон, Валдэн, Орэндайль, Кердзэн.

Что останется от богатых, укреплённых доменов? Что осталось от Гвердэн, лежавшего в тридцати верстах к северо-западу? Белокаменный кружевной остов, брошенная обомшелая голубятня, зачарованная руина из страшной сказки, поросшая терновником и плющом. Что осталось от замка Кердзэнов? Обгорелый костяк. Прóклятая пустошь, обходимая даже ветрами. И сколько таких ещё? Мрачных проплешин, гниющих язв. Долина Олвадарани безнадёжно больна. И хворь эта пострашнее любых восточных напастей.

Упырь скрипнул клыками. Ясные, прозрачно-синие, цвета аквамарина и ляпис-лазури, небеса будто издевались. Рассветные перламутры уступали более насыщенным, хоть и приглушённым в здешних краях, оттенкам погожего дня. Такими темпами, к Остре-Заре71 совсем развиднеется, а может, и потеплеет. Чего в кветень72 тут отродясь не бывало.

— Хоть изредка даже тебе не помешало бы спать.

Фладэрик крепко призадумался и, к собственной досаде, с опозданием приметил одинокого гостя, предусмотрительно закутанного в корзень73. Только когда оный тактично покашлял и сакраментальное наблюдение под боком озвучил. Несмотря на явно неуставной час, выглядел Эзрель строго. Даже респектабельно, во многом благодаря роскошной меховой опушке из чернобурки.

При известном прозвище Советника выбор показался Адалину забавным. Упырь даже посмаковал идейку ободрать соплеменника на воротник. Некоторые кафтанами из человечьей кожи не брезгуют, дурно выделанными скальпами обвешиваются, зубами и иными мелкими, легко отделимыми подробностями вражеской, а то и дружеской анатомии не пренебрегают. Остроумный, практичный подход. И декор занимательный, и перекус какой-никакой. Упырь подивился придури усталого рассудка, потёр переносицу и бредни отогнал.

Лишь затем Адалин в меру почтительно поклонился:

— Мессир Гуинхаррэн. Полагаю, это справедливо для нас обоих.

— Воистину, — Корсак туже запахнулся в корзень. — Перейдём к делу. А то, знаешь, красотами здешними по нынешней поре не шибко сподручно любоваться: того и гляди застудишься, кашлять начнешь…

Фладэрик на Советника глянул чуть пристальнее и невольно фыркнул.

— Блодвэна за мной послал?

— Какое там, — отмахнулся Гуинхаррэн. — Себе дороже. Уж больно ты ловок. Случайно я твоего дружка углядел. Приметный он. К тому же, Шуйца при Стяге.

В такие случайности прелагатай не верил, но покладисто изобразил малахольную наивность и покивал. Эзра, ёжась, вновь подтянул богатый корзень.

— Волей-неволей за такими приглядываешь, — добавил он негромко.

Выходит, Блодвэна приставили к Эльзанту.

Адалин молча устремил взгляд над сизыми сосновыми шапками и островерхими макушками ёлок за Эреттурн, навстречу медленно восходившему в палевой дымке солнцу. Советник привычно щурил продолговатые, хитрые глаза и тоже наблюдал.

— Зачем ты… прикрываешь меня, Эзрель?

Обыкновенно не слишком ласковый, низкий и хриплый, что звук смалывавших зерно жерновов, голос прелагатая сделался особенно угрюм. И вызывал теперь ассоциации с разбуженными медведями. Гуинхаррэн усмехнулся без тени веселья на лисьей физиономии.

— Я всё объяснил. Ты талантлив и полезен долине.

— Чушь. А впрочем, ляд с тобой, — Упырь обернулся. — На тебя донесли. Канцлер уже отписался Её Величеству. Жди нарочных.

В лице Советник не переменился. Разве характерный прищур стал жёстче.

— Надеюсь, у тебя высокий болевой порог, — заметил Адалин.

— Весьма любезно с твоей стороны, благодарю, — не дрогнув, галантно поклонился Эзрель. — Предупреждение запоздало. О слухах мне доносили давно. Полагаю, место моё долго пустовать не будет?

— Понятия не имею, — чуть не брезгливо дёрнул плечами старший Адалин. — Я собираюсь… покинуть Олвадарани.

— Ничего не знаю и знать не хочу, — откликнулся Эзрель с занятной поспешностью. И ухмыльнулся, покивав. — Да, мой болевой порог много уступает твоему. Спыток могу и не выдержать.

— На то они и спытки. — Фладэрик вернулся к рассеянному любованию пейзажем, уже наливавшимся дневными соками.

В казарме прогремела первая побудка.

На хозяйственном дворе откликнулась изобильная замковая живность, засновала поднятая с