Много лет Энрике не смущало наличие сразу трех начальников. Генерал Тихой гвардии Альгредо и полковник лейб-гвардии Альбарра не спорили, а делали дело, как две руки одного короля. Дюбрайн же, его учитель и непосредственный начальник из МБ, и вовсе не вмешивался, лишь читал отчеты, давал советы и исправно выписывал жалованье. По возвращении в столицу Энрике получил к званию капитана МБ еще и звание капитана Тихой гвардии Валанты, а в придачу весь оперативный отдел. Однако старого приказа о подчинении полковнику лейб-гвардии Альбарра, а не главе Тихой гвардии Дюбрайн не отменял — и, как оказалось, не зря. Благодаря этому приказу большая часть Тихой гвардии осталась в распоряжении короля Каетано, а не регентши. Но такое положение дел не может продолжаться вечно, рано или поздно придется встретиться с советником Гильермо, передать все дела и агентурную сеть… или не передать. Ведь Энрике по-прежнему глава Валантского отделения МБ, пусть и состоящего всего из пяти человек, включая его самого и Бален.

— Снова играешь в прятки, — вместо приветствия сказал Бертран, не поднимаясь из-за стола, заваленного бумагами. — Дождешься, что Гильермо плюнет на свою пылкую любовь к полпреду Конвента и привлечет к твоей поимке его.

— И признается регентше, что его должность начальника Тихой гвардии не стоит той бумаги, на которой написан приказ? — Энрике положил поверх самой внушительной стопки свою папку. — В крайнем случае, подпишу все прошения об отставке от личного состава Тихой гвардии и следом подам в отставку сам. Заодно пополню отделение МБ парой десятков проверенных ребят. У нас там традиционно нехватка кадров.

Бертран скептически хмыкнул и взял папку.

— Здесь есть что-то, не терпящее отлагательства?

— Мой агент не нашел ничего. Вообще ничего подозрительного.

— Ничего… — задумчиво повторил Бертран, открывая папку и листая бумаги. — Сильво в роли честного учителя молодежи. Не верю.

Энрике пожал плечами. Будь на месте Шампура любой другой — он бы сказал, что Шуалейде померещилось, но любовника Ристаны и своего бывшего сослуживца по Тихой гвардии он знал слишком хорошо, чтобы поверить в его внезапно проснувшуюся добропорядочность.

— Зато сегодня утром к Шампуру наведался некий Джокер, он же виконт Торрелавьеха. Агент слышал их разговор и уверяет, что они встретились впервые после женитьбы Сильво. Шампур звал Торрелавьеху учителем в школу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Согласился?

— К тому моменту, как агент отправил последний отчет, Сильво с Торрелавьехой закрылись в курительной и беседовали.

Полковник кивнул, пролистнул отчеты и закрыл папку.

— Привлеки к этому делу Шуалейду. Если она почуяла подвох, она же и найдет причину.

При упоминании колдуньи Энрике поморщился. Ее помешательство на мастере теней грозило в ближайшее время перейти в буйную стадию: начиная со вчерашнего утра башня Заката дрожала, ворчала и плевалась клоками искаженного эфира, словно вулкан перед извержением, а заодно приманивала всевозможную нежить. Двуединые зло подшутили над светлым шером, определив его в гильдию ткачей, и еще злее — над Шуалейдой, связав ее истинной любовью с убийцей.

— Ее менестрель сбежал, — пояснил он в ответ на удивленный взгляд Бертрана.

Тот поднял бровь, не веря, что кто-то может сбежать от Шу, потом пожал плечами, мол, самому Хиссу не понять этих женщин. И встал из-за стола.

— Идем. Урмано уже у короля.

Каетано при полном параде вышагивал вдоль окон, комкая кружевные манжеты и не глядя на Зако и герцога Альгредо. Младший Альбарра, облокотившись на буфет, сосредоточенно разделывал яблоко на сто двадцать восемь аккуратных долек. Герцог развалился в кресле у камина и невозмутимо раскуривал трубку. Накрытый на пять персон стол был нетронут, хотя обед его величеству с гостями подали полчаса назад.

— Где она? — спросил Кай, едва Энрике с Бертраном вошли.

— Кто? — не разобравшись сразу в сумбуре королевских чувств, переспросил Энрике и тут же поправился: — Ее высочество у себя.

— У себя, значит… — протянул Кай. — Наслаждается песнями менестреля… Она обещала пригласить Таис! Из-за нее…

— Хватит уже, — тихо произнес Закариас, втыкая нож в буфет.

Каетано обернулся, обвел взглядом всех четверых и, ни в ком не найдя сочувствия, отвернулся к окну.

— Ты мог сам пригласить шеру Альгредо, — также тихо продолжил Зако. — И, если бы на минуту перестал страдать, знал бы, что менестрель сбежал еще вчера.

Обиженно поднятые плечи короля дрогнули, но он не обернулся. А Энрике в который раз за последние два месяца подумал, что после смерти отца Кая словно подменили. Никогда он не был таким злобным дитятей. Впрочем, всего лишь неделю назад, на разбирательстве, он проявил себя как старый политик, что тоже ему не свойственно. То ли вот так странно взрослеет, то ли Шуалейда права, и кто-то его (не будем тыкать пальцами в темных шеров) сглазил.

Тем временем молчание в столовой тяжелело. Поза Альгредо становилась все более расслабленной, кольца дыма все более причудливыми. Закариас, расчленив яблоко, принялся за убийство апельсина. Бертран закаменел около двери.

— Ты прав. Я должен сам ей написать и… — Кай резко развернулся, оглядел столовую  и велел: — Энрике, бумагу!

Послушные жесту капитана, лист гербовой бумаги и вечное перо легли на скатерть. С грохотом отодвинув стул, Кай сел и принялся быстро писать. Лишь поставив последнюю завитушку и запечатав конверт королевской печаткой, он отодвинулся, вздохнул и обернулся к Альгредо.

— Пожалуйста, Урмано, передайте это Таис. Я надеюсь, еще не поздно.

— Посмотрим, — ответил Альгредо, но глаза его потеплели.

— А теперь обед и дела, — велел совсем другой Кай, уже похожий на короля. — Прошу к столу.

Дождавшись, пока все займут места (Бертрану и Энрике достались те, что были приготовлены для неявившихся дам) Кай снова обратился к Альгредо:

— Вы что-то хотели сказать насчет советника Седейра, Урмано.

— Не только. Пока Ристана готовит почву для продления срока регентства, у нас есть некоторая свобода маневра… — начал Альгредо.

Пока он посвящал короля в последние изменения в расстановке сил, Энрике прислушивался к эфиру. Башня Заката бурлила и забивала помехами все, что только возможно, но все равно в кабинете чувствовалось что-то странное, словно чужой взгляд. Нет, не чужой… и бляха МБ покалывала.