Тот повиновался, не задавая лишних вопросов. А сам Роне сосредоточился на таверне: незнакомый дом, незнакомые люди, ни одного зеркала… Что ж, стеклянная бутыль тоже может послужить магистру. Был бы трактирщик не таким неряхой, она бы послужила куда лучше. Пока же Роне пытался настроиться на подобие зеркала и невольно слушал песню.

Пыльная бутыль не поддавалась — мешал незнакомый шер со своей светлой тоской. Вот же принес его Хисс! Придется одновременно ловить убийцу и стирать память горе-путешественнику, не позволять же ему разносить по всей империи слухи о странных занятиях темного шера Бастерхази. Мысль о том, чтобы дождаться, пока или светлый шер натоскуется и покинет таверну, или менестрель получит свои монеты и окажется от шера подальше, Роне отбросил. Нет ничего бесполезнее ожидания. Надо брать дичь, пока не сбежала!

«Или пока не нашлись иные охотники», — шепнуло чувство опасности, выдирая его из таверны и возвращая в подворотню.

К таверне приближался еще один светлый, на сей раз хорошо знакомый.

Роне выругался под нос. Умеют же некоторые совершенно не вовремя пылать служебным рвением! Наверняка по собственному почину, ведь Роне ясно выразился в записке Дюбрайну: о мастере теней он позаботится сам.

— Светлого дня, темный шер, — жизнерадостно, на всю улицу, поздоровался капитан, поравнявшись с подворотней. — Странное место вы выбрали для свидания… О нет, не может быть! Неужели в Суарде мало сговорчивых девиц, что вы любезничаете с этим плешивым… плешивым…

Щенок засмеялся, отпустив поводья и откинувшись в седле.

От такой наглости и несуразности Роне на полмгновения опешил, но тут же вся досада, накопившаяся за этот проклятый богами день, вскипела и выметнулась к потерявшему всякую осторожность щенку стаей призрачных грифов — и… растворилась, не долетев до капитана МБ пары локтей.

Как бы Роне не относился к Герашану — лишать Дайма доверенного подчиненного он не станет. Хоть тот подчиненный и нарывается изо всех сил.

— И вам светлого дня, капитан. — Роне растянул губы в улыбке, представляя, как живьем сдирает с наглеца кожу. — Вас не касается, с кем я любезничаю вне службы Конвенту и короне. Лучше передавайте мой поклон вашему начальству.

Не то чтобы Роне был против того, чтобы начальство явилось лично. Прямо сюда, прямо сейчас. И объяснило, за каким дыссом ему понадобился сбежавший от Шуалейды мастер теней. Но светлый шер Дюбрайн, генерал драной екаями МБ, не соизволил не то что явиться, но даже записки прислать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Что опять же возвращало Роне к самой логичной версии: самодеятельности Герашана.

— Всенепременно, темный шер, всенепременно. — Капитан поклонился, издевательски помахав шляпой с пером. — Если позволите, я закончу свое небольшое дельце.

— Какое совпадение, капитан. У меня тоже есть дельце неподалеку. Вы здесь по поручению генерала Дюбрайна? — на всякий случай уточнил Роне.

— Вас это не касается, темный шер, — не преминул нахамить щенок.

Роне пожал плечами. Раз не касается — значит, самодеятельность. Будь эта операция по поручению Дайма, он бы предупредил. Ведь МБ и Конвент должны действовать заодно. А блюсти интересы капитана Герашана, не связанные со службой, Роне не нанимался. Опять же, оставался крохотный шанс на то, что Герашан пришел не ради мастера теней, а ради незнакомого светлого шера. Тогда они вполне себе разойдутся полюбовно. Ну, если мастер теней не перепугается нападет на капитана МБ. Тогда Роне со всем удовольствием капитана спасет.

Старый пират рядом Роне бурлил негодованием, разочарованием и желанием вцепиться в глотку естественному врагу. Внешне это не сказывалось: физиономия его оставалась такой же унылой и скучной, как всегда.

— Смотри за улицей, — бросил Роне и забыл о нем.

Куда больше его интересовало происходящее в таверне. Открыто драться с капитаном МБ Роне не собирался, как и ссориться с Даймом по пустякам… Ладно. Ссориться — это слишком громкое слово для тех, кто за полгода обменялся парой фраз. Вот что стоило Дайму хотя бы записку написать? Не говоря уж о том, что мог бы и заглянуть в башню Рассвета…

Боль, сжавшую сердце — которого нет, а все равно болит, проклятое! — Роне запихал куда подальше. Нет, он не будет вспоминать о сне, который оказался всего лишь сном, а не ментальным контактом. И обижаться на Дайма не будет. В конце концов, Дайм ему ничего не обещал. И ни о чем не спрашивал. Просто сделал вид, что Роне не существует.

Вот если бы Дюбрайн спросил — Роне бы сказал ему, что Стриж не просто так мастер теней, а редчайшая птичка под названием «Воплощенный», и пытаться взять его силами одного шера третьей категории суть идиотизм. Но… проклятые но.

Мог бы и сам прийти, в конце-то концов. А раз не пришел — значит, ему Стриж не нужен.

Роне тронул вниманием бутыль за стойкой, готовый при малейшей оплошности Герашана, незнакомого светлого шера или Стрижа открыть портал в таверну, отправить Герашана к шису под хвост (в безопасное место) и заполучить, наконец, свой материал. Тем временем из-за угла вынырнула дюжина конных гвардейцев. Один из них вел в поводу оседланного мерина.

Шанс на мирное решение конфликта стремительно таял. И что-то подсказывало Роне, что если он ненароком пришибет Герашана — Дайму это не понравится.

Мысленно пообещав капитану приложить все силы, чтобы ему не навредить,  Роне наконец пробился в таверну и глянул сквозь зеленое стекло. Глаза тут же обожгло: таверна бурлила светлым колдовством. Ворожил потомок Золотого Дракона: не вырожденец вроде Клайво, а настоящий, полный сил бард. На миг зажмурившись, Роне глубоко вздохнул и снова нырнул в пламя враждебной стихии, вгляделся в ее источник — и проклял собственную осторожность. Бардом оказался убийца. Никакого постороннего шера в зале не было, лишь полдюжины мастеровых, менестрелька с та-думом, Стриж и его песня, рвущая и перекручивающая реальность.

Вот это удача! Воплощенный — и к тому же светлый шер! Это тело определенно подойдет для Ману!

Захлопнувшейся двери и упавшего засова мальчишка не заметил, полностью погруженный в собственную музыку.

«Пой, птичка, пой! — усмехнулся Роне, пробиваясь сквозь его тоску и мечты. — Глухарь мой жирный».

Золотой эфир жег, выталкивал прочь, но Роне скользил вдоль потоков, словно отравленная игла. Он не думал уже ни о Герашане у дверей таверны, ни о семью екаями драном Дюбрайне, который продолжает его игнорировать.