Рита вернулась в квартиру. Закрыла дверь, прислонилась к ней спиной и выдохнула. О гостях не напоминало ничего, только грязные лужи, натекшие с обуви, да пустые чашки на кухне, где, судя по звукам, прибирался Нильс.

Она отстранилась от двери, сходила за тряпкой и, опустившись на корточки, стала тереть пол.

Гости не оставили каких-то серьезных следов разрушения, но почему-то в воздухе витал дух Опустошенности, а в голове вертелась совершенно непонятно откуда возникшая строчка «враги сожгли родную хату». На этой строчке она словно зависла, продолжая автоматически тереть пол.

— Арита.

Она подняла взгляд. Рядом стоял ее Ни. Кажется, вполне довольный или по крайней мере не заметивший в происходящем подвоха.

Рита поднялась на ноги.

— Я хотела… Они…

Нильс притянул ее к себе, чмокнул в лоб.

— Не переживай. У тебя замечательные родственники. И они остались мною довольны.

Рита молча уткнулась носом в его грудь. Тяжелая рука Нильса мягко опустилась на макушку» ласково провела по волосам.

— Ты зря боялась. Мы с ними поладим. Вот увидишь.

— Конечно, — шепнула она, едва сдерживая подступающие слезы, и еще крепче прижалась к его груди, думая только об одном лишь бы не разреветься.

Надо было взять и все рассказать. Давно. Сейчас это уже невозможно. Правда сейчас равнозначна катастрофе, которая убьет их любовь, убьет их обоих, превратит все в головешки, в пепелище. «Враги сожгли родную хату». Оставалось лишь оттягивать эту катастрофу и надеяться, что ничего не произойдет.

А он все продолжал нежно гладить ее по голове, будто ничего не видел. Может, и вправду не видел?

— Разве ж это баня, блин, — заливался пьяным соловьем Костя, выходя из парилки. — Это хрень, Колян, хрень на постном масле, блин.

— Это са-ауна, — нетрезво протянул в ответ Нильс.

— Вот именно, — подхватил Олег. — То ли дело у нас, в Сибири!

Они вернулись к столу и рассаживались кособоко, как не вовремя разбуженные медведи.

— А что там? — поинтересовался Ни.

— Парилочка, веничек, — Олег раскраснелся, покрылся испариной и пыхтел, как паровоз.

— Пивасик, девочки, блин! — весело вторил ему куда более поджарый Костя.

Нильс торопливо глянул на сидящую у стола Риту. Та хмурилась. Олег перехватил взгляд и поспешил вмешаться.

— Балда, девочки — это только кайф портить, — весомо поведал он, — плюс нагрузка на сердце.

Костя посмотрел на Олега, обвел мутным взглядом Нильса и Риту Вскинул руку с оттопыренным указательным пальцем к лицу:

— Т-с-с-с! Прости, сестренка, твоего это не касается, блин… — Он громко икнул и состряпал конфузливую рожу. — Ох, сорри, дяденьки!

Рита кивнула. Говорить не хотелось. Мужики нажрались, праздник был испорчен. Новый год до недавнего времени был одной из немногих дат, которые вызывали ощущение праздника. Еще День Победы и день рождения. Но последний с каждым годом терял свое детское очарование, а девятое мая было скорее данью памяти прадеду, нежели реальным праздником. Оставался только Новый год со своей неповторимой елочно-телевизионно-курантовой атрибутикой, с запахами хвои и мандаринов, со старинными стеклянными игрушками, похожими на странные артефакты, с обращением президента, теперь уже «Ирониями судьбы» и конвертами в телевизоре. Теперь Рита поняла, что после сегодняшней ночи воспринимать тридцать первое декабря как праздник у нее уже не получится.

Никогда.

Собственно, то, что по-человечески встретить Новый год не удастся, она осознала еще до возвращения Нильса, когда Николай Александрович объяснил, что это у менеджеров, школьников и Госдумы праздник. А в их бизнесе новогодних каникул не бывает, у них, как у моряков, космонавтов, продавцов круглосуточных магазинов и советских колхозников в разгар страды, — «в пору рабочую пашут и ночью».

Ее отношения с Нильсом никого не интересовали. Новогодняя ночь прекрасно вписывалась в «рабочий график», более того, становилась ключевой точкой в плане, в который ее посвятили лишь отчасти.

Рите объяснили ее роль и подтвердили, что если все пройдет ровно, то она получит деньги и сможет идти на все четыре стороны. Увидит ли она после этого Нильса, Рита спрашивать побоялась, а точнее, больше всего она боялась услышать ответ, который предугадывала и который жег ее изнутри, словно капля раскаленного металла.

До сегодняшнего дня «родственники» появлялись еще трижды. Олег изображал уездного барина, Костя трещал без умолку. Утром тридцать первого они вломились в квартиру без предупреждения и с подарками. Это было «чиста по-нашему, блин!» — елка, водка, икра, соленые огурцы, апельсины и снова водка. Едва проснувшийся Нильс благодарил за заботу и принялся сокрушаться, что у него нет ответных презентов, на что черноволосый «кузен» Костя пообещал, что у него еще будет возможность отдариться, а вечером они идут в сауну и встречают там Новый год все вместе.

— Ты знаешь, блин, сколько стоит сауну в новогоднюю ночь в этой вашей Москве заказать? У-у-у, блин, машину можно купить!

Рита вежливо улыбалась, вымученно шутила, а когда за гостями закрылась дверь, бросилась уговаривать Нильса никуда не ходить, остаться дома вдвоем, с шампанским и телевизором. Но ее мужчина, уже захмелевший, задуренный пусть и искусственной, но русско-праздничной атмосферой, был настроен решительно и с будущими родственниками ссориться из-за мелочей не хотел.

— Это не мелочь, Ни, — настаивала она.

— Тем более, — ласково улыбнулся он, — это твои родственники, твоя семья. Отказаться сейчас будет невежливо.

У Риты защемило сердце…

Так водку пьют только в России, стаканами, долго и очень быстро одновременно. Каждый стакан улетает в мгновение, но почему-то самой водки меньше не становится.

Бутылка подрагивала в руке Кости, водка лилась мимо стаканов, щедро орошая лакированную столешницу светлого дерева. Рука была нетвердой, и в стакане самого Кости водки в итоге плескалось раза в три меньше, чем у Нильса. Впрочем, тот уже дошел до кондиции, когда на такие вещи не обращают внимания.

Черноволосый «кузен» отставил пузырь и поднял стакан.

— Ну, за Новый год мы уже пили. Давай за вас, — язык у Кости шевелился с большим трудом, — чтобы в Новом году мы с тобой уже наконец породнились, блин.

Нильс поднял стакан, звякнуло стекло. Олег наблюдал за ними со стороны. Вальяжность его сменилась квелостью. На вопросительный косой взгляд потенциального зятя «дядя» ответил размеренно:

— Не могу больше, печень шалит что-то.

Пьяного Нильса это объяснение удовлетворило, и он резким движением влил в себя водку. Костя пригубил, отставил свой стакан, зато вовремя подхватил опускающуюся руку новоиспеченного родственника и заставил допить до конца.