— Тебе необходимо подкрепить силы, Эльхстан, — сказал я, опуская миску ему на колени, чтобы он уже сам решал, есть ему похлебку или выплеснуть на землю. — Хотя, наверное, лучше было бы сначала попросить монаха ее благословить, — добавил я, кивая на еду.

Эльхстан поднес миску к лицу, принюхался и неодобрительно сморщил нос.

— Я тоже не думаю, что Арнвид хорошо готовит, — с ухмылкой сказал я.

Старик пробурчал что-то нечленораздельное и жадно набросился на похлебку. При этом он продолжал смотреть мне в глаза так пристально, что я ощутил боль. Эльхстан был для меня отцом, делил со мной кров и еду и, что самое главное, принял меня, в то время как остальные отвергли. Но все это ушло в прошлое. Подобно тому как при пробуждении тают сны, мои воспоминания о том времени рассеивались, заменялись новой суровой реальностью, той самой, которой жаждала моя юность с присущими ей жизненными силами и честолюбием. Я становился частью этого братства язычников, впитывал в себя опыт норвежцев, их верования и предания. Так дерево пускает корни глубоко в землю в поисках воды. Однако каждый такой корешок был подобен гвоздю предательства, вколоченному в сердце старого столяра. Я чувствовал это по тому, как он на меня смотрел, и мне было стыдно.

— Ешь, старик, — сказал я и вытер каплю похлебки с седой щетины, торчащей у него на подбородке.

Внезапно Эльхстан схватил меня за прядь волос над левым ухом и с силой дернул. Я не понял, хотел ли он меня ударить или обнять. Тут старик издал какой-то гортанный звук, кивнул и неловко погладил меня по голове.

— Я вернусь и проверю, что ты съел все до последней капли, — предупредил я, указывая на похлебку, приготовленную Арнвидом.

Затем я встал, чувствуя лицом жар костра, и пошел прочь от старика, тщетно стараясь сглотнуть подступивший к горлу комок.

Позднее в тот вечер воин по имени Аслак прервал наши занятия с Бьорном. Он был таким же худым, как Флоки, с твердыми, упругими мышцами. Я видел его в бою. Он передвигался очень быстро. Его обманные выпады были безукоризненными, этот воин не наносил безрезультатных ударов. В нем была какая-то холодная уверенность. Теперь Аслак хотел сразиться со мной.

— Бьорн и Бьярни научили тебя тому, как сражаются наши женщины, — усмехнулся он, показывая желтые зубы. — Теперь, Ворон, пришло время узнать, как это делают настоящие мужчины.

Бьорн насмешливо поклонился, отошел в сторону и сел рядом с братом. Аслак взял деревянный меч и несколько раз рассек им воздух.

— Я предпочел бы сразиться с тобой чуть попозже, когда ты немного подрастешь, — сказал я.

Даже за такой короткий срок плечи мои стали шире, мышцы на руках надулись, а самоуверенность расцвела в полную силу. Мое тело жадно поглощало занятия и теперь жаждало серьезного испытания.

Аслак услышал оскорбление, улыбнулся и вдруг набросился на меня словно молния, летящая из колесницы Тора. Я вскинул левую руку, принимая удар на щит, и отскочил назад. Аслак снова обрушил на меня град ударов. Некоторые из них мне удалось отразить, многие попали в плечи, а один пришелся вскользь по голове.

— Свейн, шлем! — крикнул я.

Кстати, голова Аслака уже была защищена. Я поймал брошенный шлем, нахлобучил его и издал глухой рев, подобный тем, что испускал Сигурд в зале Эльдреда. Затем я ринулся вперед и что есть силы опустил деревянный меч на щит Аслака. На этот раз он вынужден был перенести свой вес на ногу, отставленную назад, но ухитрился ткнуть щитом мне в лицо. Я почувствовал, как хрустнул мой нос. Рот у меня наполнился кровью, слезы затуманили взор. Я отбросил меч, схватил щит, сорвал его с руки противника и резко выбросил вперед. Аслак получил удар, пошатнулся, отступил, споткнулся о выставленную ногу Свейна и упал на землю. Я набросился на него, схватил за горло и ударил шлемом в лицо. Меня переполняла ярость, однако Аслак каким-то образом высвободился и крепко врезал мне в глаз. Я попытался подняться, но кулаки продолжали мелькать, разбивая мне скулы и подбородок. Затем весь окружающий мир померк, как будто я ослеп.

Когда я пришел в себя, меня тотчас же захлестнула свежая волна боли. Я едва не захлебнулся в собственной рвоте.

— Ворон, это всего лишь кровь, которую ты проглотил, — участливо промолвил Свейн. — От этого всегда выворачивает. Мы уложили тебя на бок, но ты все равно, наверное, наглотался ее.

Я осторожно поднес руку к распухшему подбородку и сломанному носу, сплюнул кровь и спросил:

— Красиво я выгляжу?

Мой нос распух так, что стал чуть ли не втрое больше нормального. Он был забит свернувшейся кровью.

— Красивыми остались лишь твои волосы, Ворон, — со смехом сказал Свейн. — Но ты тоже сломал Аслаку нос, и он этому совсем не рад.

— Да уж, это хоть как-то облегчает боль.

Я слабо улыбнулся, хотя совсем не мог дышать носом, а мой рот был полон металлическим привкусом крови.

— Он меня здорово избил, Свейн.

Остальные норвежцы сидели вокруг трех потрескивающих костров, тихо переговаривались и играли в тафл.

— Да, он тебя поколотил, — подтвердил Свейн и кивнул. — Но ты усвоил хороший урок.

— Вот как? — удивился я, но тут же поморщился от острой боли, стрельнувшей в голове.

— Конечно, парень. Можно выучиться сотне выпадов, ударов, обманных движений, но от всего этого толку будет не больше, чем от дырявой ложки, — нахмурился Свейн. — Или от гребня без зубьев, — добавил он, показывая мне свой старый гребень из оленьего рога. — Врага валит на землю слепая, бешеная ярость. Ты сбил Аслана с ног и мог его прикончить. — Свейн пожал широченными плечами. — В следующий раз ты так и сделаешь.

— Это тебе спасибо, Свейн, — сказал я, ибо понимал, что без помощи рыжего великана мне не удалось бы повалить Аслана. — Но я хотел бы сделать это сам.

— Этот коротышка мне никогда не нравился, — снова пожал плечами Свейн и принялся расчесывать густую рыжую бороду. — Когда мы были детьми, Аслак обесчестил мою сестру. Разумеется, он это отрицает, но я не такой тупой, каким меня считают.

Я попытался представить, как должна выглядеть сестра Свейна, и усмехнулся, несмотря на жуткую боль. Красивой она у меня никак не получалась.

— А ты заботишься о своей сестре, да, Свейн?

Свейн кивнул, выдернул клок спутавшихся волос, широко раскрыл глаза и ответил:

— Конечно, хотя в этом нет особой необходимости. Размерами она еще больше меня.

Налетевший свежий майский ветерок зашелестел листвой буков и дубов и принес протяжное жуткое уханье совы. Какой-то воин, сидевший у костра, передвинулся в сторону. Оранжевые отсветы упали на пятна крови, буревшие на моей рубахе.

— Где Эльхстан? — спросил я, отхаркнул еще один сгусток кровавой слизи, приподнялся и всмотрелся в лица, озаренные мерцающим светом.

В тени под буком, где старик заснул, его не было видно.