Нигерия, Алжир, Македония, Грузия, индонезийская провинция Ачех и другие регионы Кавказа и Центральной Азии[298].

Гражданская война с участием организованных сил

Хотя лишь немногие вооруженные гражданские конфликты в эпоху после холодной войны явно и недвусмысленно напоминают организованные войны, провести различие между криминальной и организованной войной в соответствии с определениями в главе 1 не всегда легко. Почти во всех войнах, в особенности гражданских, присутствуют черты обеих этих разновидностей. Более того, возникают ситуации, когда организованные участники боевых действий могут деградировать до состояния криминальных хищников-авантюристов, а криминальные армии иногда способны координировать свои действия и напоминать организованные силы – удерживать позиции, сражаться и идти на смертельный риск ради общего дела или идеи.

Хорошим примером в данном случае выступает Афганистан. В ответ на советское вторжение в 1979 году афганские бойцы-моджахеды упорно и, по сути, организованно вели партизанскую войну против хорошо вооруженных, но плохо управляемых и некомпетентных захватчиков, что в итоге в 1989 году вынудило их отступить. Однако после этой победы организованные силы афганских боевиков распались на десятки враждующих и коррумпированных отрядов полевых командиров и бандитских шаек, грабивших население, которое они прежде защищали. По словам Ахмеда Рашида, они «занимались беспричинными издевательствами над людьми, похищали маленьких девочек и мальчиков для сексуальных утех, грабили торговцев на базарах и устраивали побоища и потасовки на улицах», «захватывали дома и фермы и, вышвырнув вон прежних владельцев, передавали их своим сторонникам», а также «продавали пакистанским торговцам все, за что можно было выручить денег, демонтировали телефонные кабели и столбы, вырубали деревья, продавали торговцам металлоломом целые фабрики, оборудование и даже дорожные катки». Ситуация осложнялась тем, что многие преступники, желавшие скрыться от иранского или пакистанского правосудия, видели в погруженном в анархию постсоветском Афганистане безопасное прибежище. Там они присоединялись к бандам полевых командиров или же продолжали заниматься преступным ремеслом самостоятельно. Кроме того, значительная часть регулярной афганской армии дезертировала, не пожелав в условиях советского вторжения сражаться со своими согражданами-повстанцами. После вывода советских войск многие бывшие солдаты вернулись к мирной гражданской жизни, а на их место пришли криминальные элементы[299].

Похоже, что по аналогичному сценарию развивались события в ходе войны в Чечне 1994–1996 годов. Столкнувшись с жестоким вторжением России, местные силы сопротивления зачастую самоотверженно и упорно сражались за национальную независимость. Как охарактеризовала их Ольга Оликер, это были «хорошо подготовленные, неплохо оснащенные партизанские силы, защищавшие свою территорию»[300]. Однако, одержав победу, чеченские боевики быстро вернулись к саморазрушительному бандитизму и бесчинствам, жертвами которых зачастую становились те самые люди, которых они еще недавно столь доблестно защищали от российских сил[301].

Аналогичные процессы можно разглядеть в затяжной гражданской войне в Ливане, завершившейся в середине 1990-х годов. В соответствии с нашей терминологией, значительную часть боевых действий в ходе этой войны можно отнести к организованному типу: силы противников удерживали позиции, сражаясь за ту или иную цель, религиозную секту[302] или из соображений мести, иногда рискуя или идя на самоубийство. Однако по мере развития этой чрезвычайно сложной по составу участников войны все больше задействованных в ней сил вырождались в нечто подозрительно напоминающее самовоспроизводящееся криминальное или мафиозное хищничество. Конкурирующие анклавы феодального типа, частные армии, ополчения или банды занимались рэкетом, грабежами, похищениями с целью выкупа, насиловали и вымогали, а в основе непредстанных и перемещавшихся с место на место войн за территорию лежали попытки ограбить тот или иной банк либо контролировать прибыльную торговлю наркотиками – единственную отрасль экономики страны, процветавшую во время беспорядков. Многие из боевиков, похоже, сами значительную часть времени находились под кайфом. Кроме того, среди участников боевых действий были «вооруженные подростки» и сумасшедшие: как выразился один психиатр, «психиатрические больницы не работают, потому что пациенты ходят по улицам с оружием»[303].

Среди конфликтов периода после холодной войны существенные элементы гражданской войны с участием организованных сил можно усмотреть и в длительном и неослабевающем конфликте в Шри-Ланке, в ходе которого упорная партизанская группировка «Тигры освобождения Тамил-Илама» боролась с правительством за создание собственного государства. Хотя партизаны частично финансируют свою деятельность за счет средств, добытых преступным путем, таким как контрабанда, отмывание денег, вымогательство, торговля наркотиками и людьми, «Тигры» превратились в хорошо организованную военную силу, принудительно вербующую в свои ряды юношей и девушек, убивающую или запугивающую умеренных тамилов, чтобы они не вели дел с правительством или не вступали в его армию, а также организующую массовые убийства, предпринимающую нападения смертников и ведущую ожесточенные сражения с вооруженными силами центральных властей[304]. В ходе второй войны в Чечне, начавшейся в 1999 году, некоторые из оборонявшихся боевиков, похоже, вновь перешли от бандитизма к дисциплинированным и целеустремленным действиям против причинявшей масштабные разрушения российской армии. Впрочем, в отличие от предыдущей войны, на этот раз ее существенно поддерживало местное население, возмущенное чеченским терроризмом и нападениями в межвоенный период. Гражданские войны в Алжире и Турции в том или ином смысле тоже, вероятно, можно назвать организованными, как и повстанческое движение, возникшее в Ираке после американского вторжения в эту страну в 2003 году.

Терроризм

В соответствии с определениями, представленными в главе 1, терроризм нельзя отождествлять с организованной войной, но это не связано с неорганизованностью террористов. Называть терроризм войной нельзя по другой причине: террористические акты осуществляют отдельные люди или малочисленные группы, а кроме того, это в целом спорадическая и недостаточно последовательная деятельность. От преступности терроризм отличается не только организованным характером, но и наличием некой более масштабной политической или социальной цели, нежели просто развлечение и личная выгода. Именно потому, что для осуществления террористического акта достаточно отдельных лиц или малочисленной группы, терроризм, как и преступность, существовал всегда и, предположительно, будет существовать и впредь.

Террористы либо стремятся совершать насилие до тех пор, пока противники не согласятся с их требованиями, либо рассчитывают, что к ним постепенно примкнет достаточное число сторонников для превращения их действий в полномасштабную повстанческую войну, либо стремятся выполнить обе эти задачи. Затянувшиеся до 1990-х годов террористические кампании в Северной Ирландии и в Стране басков в Испании не достигли ни одной из этих целей, хотя и продолжали доставлять немало беспокойства британским и испанским властям. Деструктивная деятельность японской террористической группировки «Аум Синрикё» вызывала естественный страх и сеяла хаос, но в конечном итоге ей не удалось устроить апокалиптическую трансформацию японского общества, на что надеялись лидеры группы. Террористическая деятельность, нацеленная на утрату Индией своих позиций в Кашмире, также не привела к значительным успехам.