времени характер»[323]. Если определение и «истинные сущностные черты» войны выглядят именно так, то бесчинства банд головорезов попросту не имеют с ними ничего общего.

Но даже если считать криминальные гражданские конфликты войной, то они все в большей степени оказываются не какой-то новой разновидностью войны, а ее остаточным явлением. Вопреки ван Кревельду, это не означает, что подобный вид боевых действий стал преобладающим. Напротив, военные действия такого рода все больше оказываются единственной сохраняющейся разновидностью войны: криминальные военные действия – это ее остаточная, а не зарождающаяся форма. Нельзя согласиться с ван Кревельдом и в том, что «сама война, война как таковая – жива, активна и не сегодня завтра переступит порог новой эпохи»[324]. Напротив, представляется, что война все больше сводится к жалким, хотя и зачастую чрезвычайно разрушительным, ее пережиткам.

Глава 7. Мир после Холодной войны: проблема поддержания порядка

В январе 1953 года Гарри Трумэн, выступая с прощальной речью в преддверии окончания своих президентских полномочий, предвкушал время, которое наступит после холодной войны, говоря о «том мире, где мы, надеюсь, будем жить, когда коммунистическую угрозу удастся преодолеть». Это, предполагал Трумэн, будет «новая эпоха», «прекрасный золотой век, когда мы сможем использовать разработанные наукой инструменты для победы над голодом и нищетой на всей планете»[325].

В эту новую эпоху (кое-кто называл ее «новым мировым порядком») мир вступил в 1989 году. За пару лет едва ли не все основные проблемы, почти полвека осложнявшие отношения между тяжеловесами международной политики, которых иногда именуют великими державами, были решены почти без единого выстрела, насильственных жертв или вызывающих действий. К этим проблемам относились непопулярная и зачастую жестокая советская оккупация Восточной Европы, искусственное и порождающее огромные сложности разделение Германии, дорогостоящее, ожесточенное, провоцирующее кризисы и явно опасное военное соперничество между Востоком и Западом, нередко вызывавшая возмущение гегемония России над ее нерусскими соседями, а также идеологическая борьба между авторитарным, экспансионистским и способствующим насилию коммунизмом и вынужденной реагировать на него (иногда панически) капиталистической демократией[326].

Однако далеко не все воспринимают эпоху, наступившую после холодной войны, как «прекрасный золотой век». Развитые страны, возможно, и достигли принципиального согласия по большинству основных вопросов, а особых опасений по поводу вооруженного конфликта между ними больше нет – не исключено, что риск такого конфликта полностью снят. Однако явные проблемы никуда не делись. Особое место, несомненно, занимает вопрос о том, как обустроить вступление в международное сообщество России и Китая, главных проигравших в холодной войне. Представляется, что в целом этот процесс пока протекает гладко: к началу XXI века посткоммунистический период, похоже, в принципе подошел к концу, и после богатого на события предыдущего десятилетия в соответствующей части планеты наконец наступила определенная стабильность. Разумеется, ряд вопросов по-прежнему не решен, в особенности острое желание Китая вернуть Тайвань под свою власть. Однако в большинстве случаев проигравшие в холодной войне стали воспринимать мир во многом так же, как и победители.

Еще одной ключевой проблемой, имеющей более неопределенный и двусмысленный характер, является формирование механизмов, позволяющих справиться с сохраняющимися очагами беспорядка в этом новом мировом порядке. Как уже отмечалось, начиная с 1918 года развитые страны участвовали в военных действиях четырех разновидностей, три из которых в силу различных причин уверенно остались в прошлом. Первый из этих типов войны – взаимосвязанные события, в совокупности составляющие Вторую мировую войну, – был рассмотрен в главе 4. Еще двум разновидностям – колониальным войнам и военным действиям, порожденным противостоянием в холодной войне, – была посвящена глава 5. Наконец, четвертый актуальный или потенциальный тип военных действий формируется уже после холодной войны. В новую эпоху принципиального консенсуса между развитыми странами они оказались в состоянии по своему усмотрению использовать различные инструменты управления миром. Некоторые из них являются дипломатическими, социальными или экономическими, однако в арсенале таких средств потенциально присутствует и обоснованное применение (или его угроза) вооруженных сил в рамках акций, которые можно назвать военно-полицейскими интервенциями.

Возможно, здесь нужно вернуться к определениям, которые были даны в начале книги. Ключевой проблемой, связанной с войной, конечно же, является не ее сущность (война зачастую действительно разрешает спорные вопросы), а принципиально неестественные смерти и разрушения, неизбежно сопровождающие войну. И хотя прежде неизбывная проблема межгосударственных войн, похоже, принципиально взята под контроль, по-прежнему сохраняются и никуда не исчезают еще два значимых источника насильственных смертей и разрушений.

Первый из них – гражданская война, главная остающаяся на сегодняшний день разновидность войны, которой было уделено основное внимание в главе 6. Другим источником является государственная власть. По сути, на протяжении кровавого XX века гораздо больше людей погибли от рук властей собственных стран, чем во всех войнах вместе взятых[327]. В предыдущей главе мы рассмотрели пример Руанды 1990-х годов, где власти предпринимали систематические попытки истребления одного из меньшинств, в результате чего примерно за сто дней было убито полмиллиона человек, а то и больше. В этой главе мы обратимся к Северной Корее, где приблизительно в те же годы режим продемонстрировал такую некомпетентность и неспособность справиться с решением продовольственной проблемы, что сотни тысяч человек умерли голодной смертью, а в некоторых тщательных оценках приводятся другие данные – более 2 млн погибших.

В целом международное сообщество плохо подготовлено к урегулированию гражданских конфликтов и взаимодействию со злонамеренными, преступными или совершенно некомпетентными властями, поскольку механизмы международного сообщества преимущественно ориентированы на решение проблем, которые выходят за рамки государственных границ, а не таятся в их пределах. Однако, предприняв принципиальный отказ от вооруженного конфликта между собой, развитые страны при желании могут расширить свои усилия и взаимодействовать в вопросах международного поддержания правопорядка, что помогло бы справляться с гражданскими войнами и деструктивными политическими режимами. Ведущие участники холодной войны нередко оказывались по разные стороны внутригосударственных конфликтов, и поддержка этих сторон часто приводила к обострению проблем. В эпоху консенсуса, пришедшего на смену холодной войне, подобное едва ли повторится.

Репертуар возможностей для вмешательства международных сил во внутренние дела государств велик. Большинство гражданских войн (хотя и явно не все) определенно могут быть взяты под контроль сил правопорядка, поскольку участниками таких войн чаще всего являются разрозненные, хотя и кровожадные головорезы. Кроме того, многие из самых порочных режимов, по сути, имеют криминальную природу, и такие режимы нередко могут быть демонтированы при помощи внешних скоординированных сил. Как уже говорилось в главе 1, такой исход связан с тем, что криминальные или полукриминальные силы при столкновении с эффективно организованным противником, как правило, демонстрируют трусость и некомпетентность.

В этой