По непонятной причине в Поле вдруг встрепенулись бабушкины гены. Они забурлили так отчаянно, что на корню забили весь европейский прагматизм, а из всех клеток повылезало неистребимое русское «авось». «Еду!» – решил Поль.

На следующее утро Поль позвонил в турагентство и изложил свои пожелания. Вечером он сообщил домочадцам, что едет в Россию пиарить свои винные изделия. А через два дня он уже сидел в аэропорту в ожидании рейса на Москву. Среди пассажиров особо выделялась женщина невысокого роста, крепкого телосложения, которая разговаривала громким голосом и пыталась что-то объяснить своему сыну лет 20. Сын вяло сопротивлялся. Поль терпеть не мог таких активных горластых женщин. «Вот не дай Бог, рядом со мной в самолёте окажется», – подумал он. Для опасений были свои причины. Ему всегда везло с попутчиками. То рядом оказывались две глуховатые старушки, которые, не умолкая, трещали всю дорогу, делясь воспоминаниями начала прошлого века, то сзади чей-то ребёнок до исступления долбил ногами в кресло Поля, в такт напевая детскую песенку.

Громогласная женщина, естественно, оказалась соседкой Поля. Кто бы сомневался! Женщина сразу вызвала стюардессу и потребовала воды. Потом стала жаловаться, что в самолёте слишком жарко, что ей нечем дышать, и, вообще, какое везде безобразие.

«Ваше место у окна?» – спросила она. «Да, – ответил Поль. – А что?» – «Здесь ужасно жарко», – недовольно сказала она. «Как только взлетим, я приоткрою окно», – буркнул Поль.

Перелёт из Москвы в Сибирь поразил Поля, – летишь несколько часов, а под тобой всё Россия да Россия. На вокзале Поль самостоятельно купил билет до конечной станции. Так далеко услужливая рука турагентства дотянуться не смогла. Точного времени прибытия в пункт назначения не знал никто, зато, к немалому удивлению Поля, отошёл поезд точно по расписанию. Ехать предстояло несколько часов.

В дороге Поль задремал. Снилось ему, будто идёт он по заснеженному лесу. Ноги увязают в снегу. А тут ещё и вовсе по пояс провалился, да сверху, с сосны, на голову свалился огромный ком снега. Поль даже рассмеялся над своей неуклюжестью. Но смех так и застрял у него в горле, когда он увидел, что из-за дерева вышел немелкий медведь и неспешно направился в его сторону. Поль пытался закричать, но, как это часто бывает во сне, смог выдавить из себя лишь жалкий писк.

«Удачно ты здесь обосновался, – вдруг сказал медведь. – А то тут давеча, до тебя, Эндрю был. Так он, что тебе заяц, меж деревьев рысью бегал. И ещё оскорблял. Орал всё время: «Шатун! Шатун!» А Клавдия, – продолжал медведь, – так она на верхушку вон той сосны забралась. – Медведь лениво махнул лапой в сторону сосны. – Однако ты у нас тут прочно сидишь», – с удовлетворением сказал медведь и обошёл вокруг Поля, утрамбовав снег ещё плотнее. Лапой медведь стал счищать снег с его плеча. Затем он наклонился к Полю, и его большой кожаный нос вплотную приблизился к его лицу. Тут медведь немного закашлялся.

Поль приоткрыл глаза. Кто-то тряс его за плечо. Над ним нависла проводница, которая сообщила ему, что поезд прибыл в пункт назначения. И просьба, дескать, вагоны освободить.

Поль вышел из поезда. В кромешной мгле трудно было что-либо разглядеть. Когда глаза наконец привыкли к темноте, Поль различил маленькое станционное строение. В окне горел огонь. Ступив на землю, он сразу же провалился в глубокий снег. Леденющий ветер сбивал с ног. Хилая европейская дублёнка совсем на спасала от холода. Эффект был примерно такой же, как если бы Поль прибыл в лёгком плащике. Фирменные сапоги на натуральном меху тоже были рассчитаны на мягкую европейскую зиму. Проклиная себя за непредусмотрительность и халатный подход к мероприятию, Поль стал продвигаться к сторожке. Вдруг он услышал страшное сопение, а через секунду краем глаза увидел нечто огромное, неправильных очертаний, двигающееся в его направлении. На секунду Поля охватил ужас: «Вот, оказывается, как мне суждено окончить мои дни! Сейчас оно меня прибьёт, отберёт деньги и пожитки. А мой труп найдут потомки, когда оттает вечная мерзлота или что тут у них». Бесформенная тёмная масса притормозила прямо в полуметре от Поля.

– Ви есть Поль? – вдруг раздался женский голос. Поль давно заметил, что к иностранцам часто почему-то обращаются, медленно выговаривая и коверкая слова, считая, что так оно будет понятнее. К своему удивлению и сам он ответил отчего-то по-немецки:

– Я, яаа, – медленно шевеля замёрзшими губами, потом спохватился и сказал: – Да, меня зовут Поль.

– Ой, да вы по-русски говорите, – радостно заверещала женщина. – А я Люська. Пойдёмте скорее в машину, а то не довезу вас – замёрзнете. Что же вы налегке-то всё к нам? Двигайтесь, двигайтесь! – Поль двигался, как мог, но ему показалось, что, пока они добрались до вездехода, прошла целая вечность. Люська вынула из машины тулуп и набросила его на Поля. – Садитесь в машину, там потеплее будет, – сказала Люська. – Часа через полтора будем на месте.

От тепла Поля разморило, и он скоро заснул, хотя сначала намеревался расспросить Люську о программе своего пребывания.

Проснулся Поль, когда машина уже въехала в деревню. Люська остановилась около избы, из которой на шум мотора вышел мужчина.

– Как добрались? Даже быстро доехали, – торопливо сказал мужчина. – Проходите, проходите… Что на морозе стоять. С приездом, – уже внутри поприветствовал мужчина Поля. – Меня зовут Фёдор Хлипкин. – Хлипкин оказался коренастым мужчиной среднего роста с русыми волосами, усами и бородкой, бесцветными водянистыми глазами и щербатым ртом. – Ну, с Люськой вы уже знакомы. Сестра она моя. Скоро и брат подойдёт. У нас тут семейный подряд.

Поля провели в его комнату, которая оказалась довольно просторной, а главное – натопленной. В углу стояла кровать с тремя подушками разного размера, покрытыми кружевной накидкой. На стене над кроватью висел шерстяной коврик со сказочным мотивом – злобная лиса несла за далёкие леса несчастного петуха.

– Вы переоденьтесь с дороги, душ примите, а потом за стол. Ужин уже готов, – сказала Люська. – Если что надо, – позовите». Без тулупа Люська оказалась больше похожа на женщину. Такая же русоголовая и коренастая, как брат, только глаза зелёные.

Поль быстро принял душ и только тогда понял, насколько он проголодался. Почему-то ему показалось, что сейчас он войдёт в гостиную, а там к нему подплывёт Люська в кокошнике, с хлебом-солью, а её брат Фёдор лихо ударит по струнам балалайки, и все они, включая ещё не представленного члена семейства, неровными голосами дружно затянут «Калинка, калинка, калинка моя».

Когда-то Поль заинтересовался, почему эта песня стала столь популярной. Не поленился и даже разыскал на интернете слова. Но тайна сия осталась для него нераскрытой. Сначала герой, судя по всему, половозрелый детина, просит положить его спать «под сосною, под зеленою». Кого он призывает помочь ему в этом непростом деле, из песни неясно. Чтобы ускорить процесс, он произносит странное заклинание «ай люли, люли». Затем выясняется, что сон не идёт, так как сосна сильно шумит. Постоянно выкрикивая «калинка-малинка моя» совсем даже не к месту (ну какое отношение ягоды имеют к сосне? Тут уж проси, не проси), герой уговаривает сосну немедленно прекратить шум. И снова под люли, разлюли. Вконец потеряв надежду заснуть, наш герой вспоминает про существование некой души-девицы, красавицы. От лютой бессонницы и гормонального всплеска при воспоминании о девице наш герой опять взывает к калинке-малинке, не забыв, понятное дело, мантру «ай люли, люли», и на сей раз просит девицу его полюбить. На этой надрывной ноте песня заканчивается.