Он откровенно издевался, до последнего храня в начавшейся игре без правил свой основной козырь, спрятанный в кармане куртки.

— Я тебя, червь навозный, убью прямо сейчас! — глухо прошипел Костыль.

— А через полторы секунды получишь пулю прямо в глаз, — пожал плечами Чахлый. — В какой тебе больше хочется, а, Костыль? В правый или левый?! — Насмешливое выражение на лице «пионера» стремительно сменилось на суровое, дьявольское. — Неужели ты считаешь меня настолько глупым, чтобы не позаботиться о безопасности, стоя в одиночку напротив армии твоих головорезов? Стоит им нажать на курок или сделать хоть одно лишнее движение в мою сторону, они подпишут себе и тебе одновременно смертный приговор. С этой площадки не уйдет ни один.

— Ты блефуешь, щенок! — заявил, уже менее задиристо, чечен. — Даже если ты, умник, посадил в этой канаве, — Костыль зло ткнул коротким волосатым пальцем в сторону поля, — пару снайперов, ни хрена у тебя не выйдет! Нас слишком много! Мы кончим вас всех, однозначно!

— Возможно, — с готовностью кивнул Чахлый. — Но только ты этого все равно уже не узнаешь, Костыль, — первая пуля по-любому твоя!

Стараясь двигаться как можно более плавно, дабы не схлопотать пулю от особо нервного боевика, Чахлый извлек из кармана одну руку и, повернув ее ладонью кверху, вытянул перед грудью — так, чтобы прямо на глазах теряющий кураж горец смог разглядеть зажатую в ней новомодную «Ф-1» с выдернутой чекой...

Оба крепко привязанных к стульям наркобарыги — плюгавый лопоухий Гоблин и закаленный в схватках на ринге мускулистый кикбоксер Чак — очнулись от спецпрепарата почти одновременно, с интервалом в минуту, и, тупо вращая по сторонам начинающими оживать мутными глазами, вдруг с ужасом сообразили, что же на самом деле произошло.

Они сидели на стульях, связанные по рукам и ногам, а напротив предусмотрительно зашторенного окна с суровыми, словно высеченными из камня, решительными лицами молча стояли двое мужиков, один из которых показался машинально дернувшемуся в попытке освободиться Гоблину смутно знакомым...

— С добрым утром, ублюдки! — зло процедил сквозь зубы один из незнакомцев — тот, что был старше своего подельника и держал в руке, лихорадочно вращая, черный «макаров».

А потом в одурманенной голове наркобарыги, уловившей знакомый тембр голоса, неожиданно ясно вспыхнула картинка из недавнего прошлого. Темный двор, удар по голове, выстрелы, вырванная из-под куртки упаковка кокаина и, наконец, выстрел в спину уже запрыгнувшего на кирпичный забор убегающего грабителя...

— Ты кого в хату привел, падло! — рывком обернувшись к спеленутому Чаку, только начинающему хлопать веками и тупо вращать зрачками, истерически визгнул Гоблин. — Ведь эти козлы увели у меня товар! — А потом снова обернулся к стоящим напротив Дрееву и Бакуле: — А-а, ловко вы подставили ему свою смазливую с-сучку... Что она нам подлила, тварь? Придушу лярву, манду порву!

— Кто вы такие, мать вашу?! — прохрипел с трудом проморгавшийся и осознавший бесперспективность дальнейших попыток освободиться от пут клубный вышибала. — Че надо?!

— Управление по борьбе с незаконным оборотом наркотиков! А теперь закрой пасть и слушай меня внимательно, гондон рваный, — стараясь держать себя в руках, с ненавистью произнес Валера, сунув громиле под нос ствол снятого с предохранителя табельного пистолета. — С тобой, если мозги на ринге не разбрызгал, у меня будет базар короткий! Если жить хочешь, то договоримся, нет — пойдешь на зону однояйцевым беззубым калекой, за торговлю «дурью» и укрывательство убийцы мента! Вопросы есть?!

— А тебе в глаз случайно не поссать, а, легавый? — криво ухмыльнулся кикбоксер. — Или посрать в широко открытый рот? Ты только скажи, я с радостью...

— Клиент хамит, капитан. Клиент не врубается, что с ним сейчас будет. — Словно дождавшись наконец нужного ответа, Бакула приблизился к вышибале и почти без замаха нанес ему удар в переносицу.

Что-то громко чавкнуло, из ноздрей кикбоксера двумя алыми струйками быстро побежала, стекая на раздвоенный подбородок, кровь.

Громко взвыв от боли, яростно матерящийся Чак снова изо всех сил дернул широкими плечами, отчего старый, с кривыми ножками, антикварный стул под его задницей жалобно скрипнул, покачнулся, и массивная туша с тихим стуком грузно рухнула на покрывающий пол комнаты мягкий персидский ковер.

— Так даже лучше. Полежи подумай, пока есть время, над моим предложением... — дружески похлопав потирающего ушибленную руку Толика, заключил Дреев, а потом перевел заметно потяжелевший взгляд на затравленно притихшего, вжавшего голову в плечи, ушастого Гоблина. — А с тобой, шакал, у меня разговор другой будет, особенный... Потому что, в отличие от дружка твоего бройлерного, ни в чем более гнусном, кроме сбыта «дури» и слишком болтливого языка, пока не замеченного, ты застрелил мента, а по сути — моего лучшего и единственного друга! Такое не прощают... Так что если веришь в Бога, что, впрочем, вряд ли, то можешь прямо сейчас начинать молиться... Жить тебе на этом свете осталось всего час! Но ты умрешь не сразу... Для такой твари, как ты, это было бы слишком легко и быстро... Потому ты будешь умирать долго и мучительно. Для начала я выколю тебе оба глаза... Лейтенант, найдите кляп и заткните ему рот, чтобы своими воплями не мешал спать соседям.

Капитан подошел к столу, положил на него пистолет, открыл принесенную Бакулой из машины плоскую пластмассовую коробочку и достал из нее блестящий хромированный крючок, который используют стоматологи для проверки зубов и заталкивания в «дупло» ваты с мышьяком.

— Я узнал тебя, — дрожащим голосом сказал Гоблин. — Это тебя Скат подстрелил в подъезде... А ты, выходит, был в бронике, раз до сих пор жив...

— Ну вот. — Повертев в пальцах легкий крюк, опер подошел к барыге и, чуть наклонившись, с перекосившей лицо улыбкой садиста поднес острую загнутую иглу к конвульсивно дергающемуся из стороны в сторону зрачку Гоблина. — Не волнуйся, я проткну его быстро. Опомниться не успеешь, как глаз вытечет... А зрачок я затолкаю тебе в рот и заставлю сожрать. Зачем пропадать добру?

В следующее мгновение тонкий крюк глубоко воткнулся в лицо Гоблина, в нескольких сантиметрах ниже глазного яблока, проткнув кожу и уперевшись в твердую выпирающую кость...

— А-а-а! — завизжал ушастый торговец. — Не на-а-адо!

— Черт, промахнулся, — с видимым сожалением констатировал Дреев, качая головой. — Он так дрыгается... И орет над ухом. Ну где ты там, лейтенант! Неси любую тряпку, заткни ему рот! В ванной, под раковиной посмотри... должна быть половая!

— Что ты от меня хочешь?! — проскулил наркобарыга. — Я же не знал, что вы из ментовки, я думал — меня подставили свои, чтобы забрать товар!

— Кому ты лепишь, паразит?! — Вернувшийся с грязной мокрой тряпкой Бакула вполсилы заехал Гоблину кулаком в ухо. — Да за килограмм «кокса» такие, как ты, мать родную пристрелят!.. Чего с ним базарить, командир, мочи его — и дело с концом! Подполковник сказал, что нужен только один, второго можно запросто пустить в расход. Открой пасть, ты!.. Я сказал, пасть открой, иначе челюсть на хер вырву!