Получив увесистый объём информации, Старик махнул рукой в сторону выхода, мол, свободен, и я, не теряя времени, умчался обратно в блок, отсыпаться! Кто бы знал, как меня вымотали эти четверо суток! Последний раз я так уставал разве что после памятного десятидневного марафона, что устроили мне в учебке после «психотеста». Я вздрогнул, отгоняя мысли об испытании… и ладонь сама собой нашарила шершавую, чуть тёплую рукоять псевдоножа. У меня такое ощущение, что прикосновение к этому оружию дарит мне чуточку спокойствия, не позволяя скатиться в чёрную меланхолию. Вот и сейчас, едва голова моя коснулась подушки на койке в уже ставшей почти родной каюте, как грустные бестолковые мысли уступили место снам… жаль, что они оказались не менее грустными. Память всё никак не хочет выбросить из головы ни Рома, ни Кнопку, ни Ир… а, к харгу всё!

Морф предупредительно пискнул, но вкатил дозу релаксанта, погружая мой уставший мозг в темноту без сновидений.

– И что ты мечешься, словно «попрыгунчик» перед допросом, а? – лениво поинтересовался Лиас, наблюдая за меряющим шагами небольшую пассажирскую каюту «Прокуратора» коллегой. Тот резко остановился и, повернулся к сидящему за столом перед голопроектором страт-капитану.

– Да достал меня этот лейт! Сам, вошь подзаборная, а хамил, будто мы ему миллион должны.

– Подзаборной, мой необразованный, но экспрессивный друг, бывает собака. Одомашненное животное Терры, под названием канис люпус фамильярис, плацентарное млекопитающее отряда хищных семейства псовых. А вошь…

– Лиас, ударю, – доверительно сообщил капитан Моун, прерывая лекцию старшего приятеля.

– Меня-то за что? – фыркнул тот. – Хочешь сорвать на ком-нибудь злость, разворачивай «Прокуратора» и вперёд на эту чёртову моббазу. Твой обидчик именно там, в пятистах миллионах километров от нас. Хотя я бы не рекомендовал. Он тебя в рукопашке на раз-два сделает.

– Именно. Поступим иначе, – усмехнулся Моун. – По возвращении в центр я подам рапорт… твой…

– Даже не рассчитывай, – неожиданно резко отозвался Лиас, мигом растеряв всю свою вальяжность.

– Что? Почему? – оторопел его коллега.

– Потому. – Лиас побарабанил пальцами по столу. – Как же трудно объяснять прописные истины, а? Я начинаю понимать наших преподов в «вышке»… и уважать. Каждый день талдычить одно и то же куче придурков… какую силу воли иметь надо, а? Это ж подвиг, натуральный!

– Лиас! – угрожающе протянул Моун. Его собесдник правильно понял интонацию и перестал хохмить.

– Есть неписаное правило: «вечные» контрактники неприкасаемы, – проговорил он, но не заметив и тени понимания на лице приятеля, был вынужден пуститься в объяснения. Договорив, Лиас взглянул на коллегу. – Понятно? Тронуть такого, что в говно наступить. С ним всё равно уже ничего сделать нельзя, а сам провоняешь!

– Что, ВООБЩЕ ничего? – изумился Моун.

Его коллега пожал плечами.

– Ну почему же, избить можно. Даже убить, наверное. А больше, действительно, ничего. «Вечный» же.

Не знаю, были тому виной материалы по делу такт-капитана, выдуренные мною с инфоров дознавателей Корпуса, или у Старика просто начался очередной приступ паранойи, но уже через пару дней после отъезда моих коллег… бывших, судя по всему, Борье начал закручивать гайки, стремительно превращая базу в полноценную боевую единицу. Гражданским было запрещено шляться где ни попадя, так что встретить праздношатающегося на одной из огневых палуб стало практически невозможно. Зато волонтёров там было хоть отбавляй. А что делать? Среди нынешнего населения базы хорошо, если сотая часть имеет хоть какое-то отношение к военной службе. Вот и приходится Старику выкручиваться, формируя вахты из гражданских под началом немногочисленного служилого люда.

Впрочем, для пилотов, у которых я по-прежнему предпочитал проводить свободное время, ничего особо не изменилось. Как натаскивали цивилов, так и продолжают. Разве что теперь Стальи стал спрашивать за результаты втрое строже, а так…

Мне тоже нашлось дело. После встречи корабля, доставившего на базу страт-полковника, командир истребительной секции по достоинству оценил возможности Горина… как носителя для его любимых «Умб». Так что, помимо тренировочных полётов на лёгких машинах, я теперь ещё и отрабатываю на Горине взаимодействие с истребительной секцией, играя роль скрытой в рукаве карты. А возможность внезапно вынырнуть из пустоты там, где их никто не ждёт, для истребителей это не просто козырь… это козырный туз! Почему? Да потому, что ни один корабль не перемещается в Пустоте с полностью поднятыми щитами. Они же энергию жрут, как сумасшедшие. Вот и получается, что теоретически даже такие мелкие машины, как «Умбы», при удачном раскладе могут изрядно покалечить не только какой-нибудь эсминец, но и крейсер в походе. Правда, для этого необходимо незаметно подобраться к находящемуся на марше кораблю… что в принципе возможно, учитывая размеры «Умб» и наличие на них собственных СПИБ, способных временно обмануть и более мощные системы, при условии, что операторами на истребителях сидят не полные профаны. Но расстояние! Истребители не предназначены для дальних рейдов и не могут действовать в отрыве от баз хоть сколько-нибудь долго. А уж засечь такой крупный объект, как корабль-носитель или пустотная станция, для СПИБ любого боевого корабля не проблема, что автоматически будет означать повышенную внимательность и готовность к бою, а значит, и активированные щиты. В общем, ловить малыми силами большие корабли на марше дело почти безнадёжное… если под рукой нет Горина, способного с максимальной нагрузкой взять до четырёх «Умб» и незаметно доставить их в нужную точку пространства. А удара четырёх истребителей по неподготовленному кораблю будет достаточно, чтобы если не уничтожить, то капитально вывести из строя даже крейсер.

Вот отработкой подобных операций по скрытной доставке двух пар «Умб» к точкам атаки, заранее определённым нашими стратегами как оптимальные для возможного боя, я и занимался по настойчивой просьбе Стальи. Впрочем, когда я отказывался вырваться в Пустоту? А если учесть, что истребители, узнав реальное вооружение Горина, настояли на необходимости участия моей машины и в отработке атак, это было здорово. А лучше всего было того, что возвращаясь после подобных тренировок, я был вымотан настолько, что мне даже не требовалась помощь морфа, чтобы уснуть. Отрубался, едва голова касалась подушки, и даже сны об Агоре не снились. Хотя, если честно, то вообще ничего не снилось… или я просто этого не помню.

Дни летели за днями, я продолжал писать отчёты для Корпуса, работать с безами станции и летать с истребителями. Вроде бы всё просто, понятно и не особо напряжно, но вот ощущения… кажется, на «Страннике» сама атмосфера стала сгущаться. Стали тише разговоры в столовых и реже потасовки между опять незнамо что не поделившими гражданскими, и даже прилёты кораблей, доставляющих очередную партию будущих жителей станции, уже не вызывали такого ажиотажа, как это было поначалу. Напряжение повисло над нами, словно грозовая туча, и, кажется, ощущали его все обитатели станции без исключения. А может, людям просто надоели баззеры учебной тревоги, то и дело вырывавшие их из сна или отвлекавшие от отдыха? Учитывая, что большая часть нынешнего населения станции люди гражданские, я бы не удивился. Впрочем, у меня были свои причины для дурного настроения, так что я могу и преувеличивать. Некоторые новости, найденные в сети Корпуса и кое-какие сопоставленные с ними факты, основательно выбили меня из колеи. Настолько основательно, что я несколько дней не высовывался из блока Корпуса, пытаясь найти хоть какое-то решение возникшей проблемы. Безуспешно. Тысяча с лишним часов мозгового штурма, по моему субъективному времени, принесли лишь физическую усталость и полное моральное истощение. Вот и весь итог недельных бдений под внутривенным питанием.