На самом деле в любом мифе есть доля правды. Упомянутый выше культурный миф правдив в том, что Лени Рифеншталь первая в истории человечества стала подобающим образом готовиться к съемкам столь впечатляющего зрелища, как летние Олимпийские игры. В своих мемуарах она так и не назвала точную дату, когда к ней поступило предложение снять фильм о предстоящей Олимпиаде. Можно предположить, что это была поздняя весна 1935 года, то есть несколько месяцев спустя после премьеры легендарного документального и пропагандистского фильма «Триумф воли», который Рифеншталь снимала в 1934 году. В то время режиссер часто бывала на стадионе, где тренировалась в пряжках в длину. Во время одной из таких тренировок к ней подошел уже немолодой человек. Это был Карл Дим. Он заявил: «В мои задачи входит подготовка Олимпийских игр в Берлине. Хотелось бы начать их большой эстафетой олимпийского огня через всю Европу — от старой Олимпии в Греции до новой — в Берлине. Это будет впечатляющее зрелище, и очень жаль, если оно не будет зафиксировано на кинопленке. Вы — великий художник. Вы создали такой шедевр, как «Триумф воли». Именно вы должны снимать Олимпиаду!»

В то время Лени Рифеншталь решила никогда более в своей жизни не снимать документальное кино, а потому ответила решительным отказом. Но Карл Дим не намеревался сдаваться. Он привлек на свою сторону графа Анри де Байе-Латура, который как нельзя кстати оказался с визитом в Берлине. После этого натиска Лени Рифеншталь стала сдавать свои позиции. Она попросила некоторое время на раздумье, поскольку отображение такого грандиозного события, как Олимпиада, требовало неординарных решений. Размышляя над тем, как можно было бы решить эту задачу, Рифеншталь все более и более проникалась идеей о грандиозном «олимпийском фильме». Первым делом она обратилась к режиссеру Арнольду Франку, который в 1928 году пытался снять документальный фильм о зимних Олимпийских играх, проходивших в Санкт-Морице. Как и многие подобные начинания, эта попытка не имела успеха.

Несмотря на то что Франк наотрез отказался подключаться к проекту по создавало фильма о Берлинской Олимпиаде, он все-таки дал Лени Рифеншталь несколько советов. Он видел три возможности сделать эту киноленту. Во-первых, это мог быть полнометражный фильм, созданный исключительно с учетом эстетических и художественных канонов, которые должны были помочь проиллюстрировать впечатления, которые зрители получали от движений в том или ином виде спорта. Во-вторых, можно было сделать серию полнометражных документальных фильмов. В-третьих, специально смонтированный документальный фильм. Однако Арнольд Франк полагал, что ни один из этих вариантов не удалось бы воплотить в жизнь. При помощи секундомера он просчитал длительность самых ключевых соревнований, после чего пришел к выводу, что продолжительность фильма получалась в 10 раз (!) больше, чем у обычной киноленты.

Если Франк считал самым неприемлемым первый вариант, то Лени Рифеншталь сразу же наотрез отказалась от репортажного кино. Она хотела соединить документалистику и художественную эстетику. Как она сама вспоминала: «Интуитивно у меня в мозгу стали прорисовываться контуры будущего фильма. Вот греческие храмы и скульптуры, древние руины классической Олимпии медленно выплывают из тумана. Ахилл и Афродита, Медуза и Зевс, Аполлон и Парис, а потом появляется дискобол Мирона. Мне виделось, как он превращается в человека из плоти и крови».

Впрочем, не все поверили в идеи Рифеншталь. Например, на студии «УФА» ей предложили вплести в канву сюжета любовную историю, после чего переговоры закончились. После этого режиссер обратилась на студию «Тобис-фильм». Глава студии предложил Лени Рифеншталь выпустить двухсерийный фильм, в производство которого был готов вложить 1,5 миллиона рейхсмарок — по тем временам совершенно фантастическую сумму. Подобное сотрудничество привлекло внимание министра пропаганды Йозеф Геббельса. Тот всегда недолюбливал Рифеншталь, поскольку никак не мог ее контролировать. На этот раз Геббельс с холодным равнодушием отнесся к проекту. Он полагал, что фильм имело смысл снимать, если бы его можно было показать публике буквально сразу же после окончания Олимпиады. В данном случае Геббельс ценил не качество, а оперативность. Рифеншталь же надеялась снять киноленту, которая могла прожить десятилетия.

Однако просто желания было недостаточно. Лени никак не могла себе представить принцип монтажа фильма, так как даже если бы на каждое из 136 соревнований надо было потратить около 100 метров отснятой пленки, то в итоге получалось 13 километров материала — то есть шесть полнометражных кинолент. И это еще при условии того, что в ленте не были учтены: церемония открытия и закрытия Олимпиады, доставка олимпийского огня, жизнь в Олимпийской деревне и т. д. Выход из ситуации виделся только в том, чтобы решительно «отсеять зерна от плевел», то есть взять самое существенное. Но для этого было необходимо снимать движения спортсмена с нескольких точек, что превращало киносъемки в истинный каторжный труд.

В это время в творчество Лени Рифеншталь вновь вмешалась политика. В канул Рождества 1935 года Гитлер пригласил режиссера на встречу в мюнхенской квартире. Как оказалось, Геббельс ничего не рассказал фюреру о планах Лени относительно создания фильма, посвященного Олимпийским шрам 1936 года. Сама же Рифеншталь заявила, что это будет последний документальный фильм в ее творческой биографии. В ответ Гитлер пообещал, что министерство пропаганды не будет чинить никаких препятствий. Почти сразу же после этого Рифеншталь встречалась с Муссолини. Дуче хотел, чтобы она сняла фильм об осушении Понтинских болот, но та, сославшись на работу над олимпийской лентой, вежливо отказалась от подобного предложения.

В команде, которую собрала для съемок фильма Лени Рифеншталь, оказалось несколько высококлассных операторов. Однако даже им потребовалась тренировка. Уже в мае 1936 года они приступили к пробным съемкам различных спортивных соревнований, тем самым как бы оттачивая свое мастерство и «набивая руку». Иногда им приходилось работать даже без пленки в киноаппарате — они учились ловить быстрые движения спортсменов. Кроме этого проводились эксперименты с различными типами пленки — Рифеншталь хотела найти идеальный вариант, дававший наилучшее качество изображения. В итоге было решено: портретные съемки будут осуществляться при помощи пленки «Кодак». Архитектура более пластично ложилась на пленку типа «АГФА». А пейзажи с обилием зелени было решено снимать на пленку типа «Перуц».

Но, собственно, не это являлось главной проблемой. Третий рейх, как и любое тоталитарное государство, отличался своим бюрократизмом. Рифеншталь была неприятно поражена тем, что она должна была согласовать размещение всех кинокамер на олимпийских объектах. И за каждую камеру и ее расположение приходилось вести форменные битвы. Кроме этого для того, чтобы добиться хороших кадров со спортсменами, их надо было снимать на фоне неба, но для этого надо было выкопать прямо на стадионе специальные канавы и ямы. Чтобы получить разрешение, пришлось подключать Карла Дима и Международный олимпийский комитет. В итоге было одобрено обустройство шести объектов подобного типа. Одна яма находилась у сектора прыжков в длину, еще одна — у сектора прыжков в высоту. Другие были у стартовой и финишной площадок стометровки. Кроме этого в некоторых местах Олимпийского стадиона находились специальные башни и направляющие рельсы. При этом одновременно на стадионе должны были находиться не более шести операторов.