– Не выключай счетчик, шеф, – сказал он водителю. – Мадам может себе это позволить.

Потом повернулся к швейцару и сунул ему в руку две фунтовые бумажки.

– Найди для меня багажную тележку, приятель, и кого-нибудь в помощь, – попросил он.

Швейцар мгновенно скрылся внутри отеля, чтобы через пару минут вернуться в сопровождении коридорного, толкавшего перед собой тележку. Митч мог только гадать, досталась ли коридорному хотя бы часть чаевых.

Вдвоем они погрузили на тележку пять картин, и коридорный укатил ее. Митч сам вынул из машины остальные полотна и расплатился с таксистом. Вернулась пустая тележка. Митч лично доставил последние картины в апартаменты, хотя коридорному тоже дал фунт на чай – неизбежные накладные расходы.

Заперев дверь, Митч сел и взялся за кофе. Сейчас до него дошло, что первая стадия плана оказалась успешно завершенной, но с осознанием этого вернулось напряжение, от которого сводило мышцы, нервы превращались в туго натянутые струны. Теперь пути назад не было. Он прикурил короткую сигарету из пачки, лежавшей в кармане рубашки, надеясь, что это поможет немного расслабиться. Не помогло. Как не помогало никогда, но он не переставал рассчитывать на успокоительный эффект. Попробовал кофе. Слишком горячий, а ему не хватало терпения даже на то, чтобы дать ему немного остыть.

– Что это у тебя? – спросил он Энн.

Она подняла взгляд от листков на подложке с пружинной застежкой, где делала какие-то записи.

– Наш список. Название картины, автор, галерея или торговец, кому она предназначена, номер телефона и фамилия владельца или его помощника.

Она внесла новую запись и стала листать лежавший на коленях телефонный справочник.

– Впечатляющая эффективность. – Митч проглотил свой кофе все еще горячим, чуть не обжигая горло.

Потом, зажав в губах сигарету, взялся распаковывать картины.

Снятую оберточную бумагу и веревки сваливал кучей в углу. У них были два кожаных футляра – один большой, другой чуть поменьше, – чтобы доставлять полотна в галереи. Купить десять футляров сразу они не решились – это могло кому-то показаться странным приобретением.

Когда он закончил, то уселся вместе с Энн за рабочий стол, установленный в центре гостиной. По их просьбе для них организовали две телефонные линии и принесли дополнительный аппарат. Энн положила список рядом, и они начали делать необходимые звонки.

Энн набрала номер и подождала.

– «Клэйпоул энд компани», доброе утро, – девушка на другом конце провода произнесла это без пауз на одном дыхании.

– Доброе утро, – сказала Энн. – Мистера Клэйпоула, пожалуйста.

Ее французский акцент исчез.

– Момент, – раздался легкий шум, щелчок, а потом голос другой девушки:

– Приемная мистера Клэйпоула.

– Доброе утро, соедините меня с мистером Клэйпоулом, будьте добры, – повторила Энн.

– Боюсь, у него сейчас совещание. А кто его спрашивает?

– Я звоню по поручению мсье Реналя из художественного агентства в Нанси. Быть может, мистер де Линкур свободен, чтобы поговорить со мной?

– Не вешайте трубку. Я проверю.

Наступила пауза, а затем послышался уже голос мужчины:

– Де Линкур у телефона.

– Доброе утро, мистер де Линкур. Меня попросил связать его с вами мсье Реналь из художественного агентства в Нанси. – Энн кивнула в сторону Митча, и пока она клала свою трубку, он снял ее со второго телефона.

– Мистер де Линкур? – переспросил он.

– Доброе утро, мсье Реналь.

– И вам доброе утро. Сожалею, что не смог предварительно уведомить вас письмом, мистер де Линкур, но моя компания представляет интересы одного почившего в бозе коллекционера, и дело весьма срочное.

Митч произносил «тэ», прижав язык к нёбу, «ка» извлекал из глубин горла, а «эр» делал раскатистым во всех словах, где этот звук встречался.

– Чем могу вам помочь? – вежливо осведомился торговец.

– У меня есть картина, которая должна вас заинтересовать. Это довольно-таки ранний Ван Гог. Полотно размерами семьдесят пять на шестьдесят девять сантиметров. Называется «Могильщик». В прекрасном состоянии.

– Великолепно! Когда мы смогли бы увидеть вещь?

– Я сейчас нахожусь в Лондоне. Отель «Хилтон». Возможно, моя ассистентка могла бы нанести вам визит сегодня после обеда или завтра утром?

– Сегодня меня устроит больше. Скажем, в два тридцать?

– Bien – очень хорошо. У меня есть ваш адрес.

– Вы уже готовы назначить цену, мсье Реналь?

– Мы оценили эту работу приблизительно в девяносто тысяч фунтов.

– Что ж, к этому вопросу мы можем вернуться позже.

– Разумеется. Моя помощница уполномочена сама заключать сделки.

– В таком случае с нетерпением жду ее в половине третьего.

– Всего наилучшего, мистер де Линкур.

Митч положил трубку и тяжко вздохнул.

– Боже, да ты весь взмок! – сказала Энн.

Он утер лоб рукавом.

– Думал, разговор никогда не кончится. Боялся сорваться. Проклятый акцент! Мне следовало репетировать тщательнее.

– Ты все провел на высочайшем уровне. Интересно, о чем сейчас размышляет этот скользкий тип – мистер де Линкур?

Митч закурил сигарету.

– Я догадываюсь. Он счастлив иметь дело с провинциальным агентом из Франции, которому неизвестны реальные цены на Ван Гога в Лондоне.

– А история о том, что мы распродаем наследство скоропостижно скончавшегося коллекционера – просто блестящий ход. Поэтому выглядит правдоподобным участие в его делах мелкой фирмы из Нанси.

– И он поспешит ударить с нами по рукам из опасения, что кто-то из конкурентов узнает о таких простаках и опередит его. – Митч мрачно усмехнулся. – Ладно, давай пойдем дальше по списку.

Энн сняла трубку и начала набирать номер.

Такси остановилось перед тонированными витринами галереи «Кроуфорт» на Пиккадилли. Энн расплатилась с водителем, пока Митч заносил картину в тяжелом кожаном футляре в роскошное помещение компании.

Широкая и светлая лестница из скандинавской сосны вела с первого этажа, где находились выставочные залы, к кабинетам и офисам на втором. Энн решительно пошла вперед и постучалась в одну из дверей.

Рамзи Кроуфорт оказался худощавым, седовласым уроженцем Глазго лет примерно шестидесяти. Он внимательно вгляделся в Энн и Митча через очки, пожал руку и предложил Энн сесть. Митч остался на ногах, крепко прижимая к себе футляр.

Стены кабинета хозяина были отделаны тем же материалом, что и лестница, а на полу лежал ковер в оранжевых и коричневых тонах.