— Что нет? — покосился на него Илья.

— Нет, не медведь, — упрямо пробурчал Нилов и снова замолчал.

— Да рожай же ты уже быстрее! — теряя терпение, прикрикнул на него Краев. — Что ты мямлишь, как девочка-припевочка?!

— Это росомаха.

— Думаешь? — удивленно вскинул брови Илья. — Да что она такая здоровенная? Да тут же следочек — мама не горюй! Сантиметров двадцать в поперечнике?

— Это у нее просто зимой так сильно лапы шерстью обрастают… Потому и кажется, что здоровая, — доходчиво объяснил Василий и, смахнув со лба испарину, тяжело и протяжно вздохнул, словно непривычно длинная фраза далась ему с огромным трудом.

— А ты откуда, браток, все это знаешь? — вкрадчиво, с моментально возникшим внутри подозрением спросил Краев. — Ты же, как я знаю, у нас не местный?

— Так она же не только здесь водится. У нас на Вологодчине тоже встречается. Только редко, — выдал еще один длиннющий перл Василий и пошел багровыми пятнами от перенапряжения.

— Вот даже как, следопыт хренов! — съязвил Краев. — Ну тогда ладно. Тогда пошли искать рюкзаки… в таком случае. — И, проведя недобро полыхнувшим взглядом по убегающей в кусты изломанной неровной цепочке следов, прибавил: — По крайней мере, не человек.

«Знак на кедре? Знак на кедре? — глядя в спину бредущего впереди Назарова, устало размышлял Андрей. — Знать бы еще, девочка, что ты имела в виду? Понять бы, милая. Я ведь еще толком об этом и не думал. Не думал, потому что сюда возвращаться раньше у меня и в мыслях не было. А вот оно как повернулось. Да уж, действительно неисповедимы пути господни… Да и вся жизнь у меня теперь такая. Не жизнь, а какая-то жуткая круговерть. Швыряет из стороны в сторону, как дерьмо в проруби… А ведь когда-то все у меня было — и дом, и семья. И счастье вроде тоже… И жить еще хотелось. Очень. Совсем не так, как сейчас… Но, может, все еще наладится? Будет еще что-то светлое впереди? Не должно же так погано все закончиться?.. Ничего. Избавимся от этого урода. Найдем кержаков. Поселимся у них с Семенычем. Построим себе какую-нибудь маленькую ладную избёшку… И будем там жить в свое удовольствие, как все нормальные люди. Спокойно, по-человечески — без перестрелок, без погонь… без всякой суетни, без бесконечных нервотрепок… И даже, если Глуша меня не дождалась… По крайней мере, туда, в этот чокнутый, больной на всю голову обдолбанный мирок, мы с ним уже точно никогда не вернемся. Нет уже ни сил, ни желания в дерьме барахтаться».

Громко, заливисто прострекотала где-то в таежных дебрях разбуженная кедровка, предвещая зарождающийся новый день. Отвлекла, оторвала от тяжких мыслей. Взглянул на стремительно алеющий восток, и тут же вмиг застрял комок в горле. Медленно и величаво поднимался над горизонтом малиновый солнечный диск. Выхватывал, вырывал из темноты очертания горных хребтов. Поднялся, покраснел, побагровел, а через несколько мгновений выплеснулась, хлынула из-за сопок ослепительная яркая волна, поползла, покатила безудержно во все стороны, заливая темную тайгу расплавленным сусальным золотом. «Боже, красота-то какая! Никакими же словами не опишешь! Только и остается, что молча пялиться на все это во все глаза. Глядеть и глядеть неотрывно, так, чтоб пронимало до печенок, до последней клеточки, чтобы теплело и теплело внутри беспрестанно».

— Фу ты, черт мохнатый! — резко затормозил Назаров. — Ты же нас так заиками сделаешь!

Андрей едва на ногах удержался, уперся выброшенной вперед рукою ему в спину. Отступил на шаг и встретился глазами с улыбающимся Айкином.

— А-а, пришли! — взволнованно затараторил тот. — Хорошо, что пришли! Дедка вас давно ждет. И я жду. И дедка тоже. Я вас давно увидел, однако.

— А что ж ты тогда, морда твоя нанайская, — беззлобно выругался Назаров, — до последнего за деревом сидел, если ты нас давно увидел?

— Да вы ли, нет ли, — озорно прищурился Айкин, переминаясь с ноги на ногу.

— Ладно, хорош уже свистеть, хитрюля, — прервал его Назаров. — Пошли быстрее. Как там Боря?

— Немножко хорошо. Не спит уже. Уже почти не кашляет… Я его ухой покормил.

— Ишь ты — ухою! Ну, молоток тогда, — уже на ходу, повеселев после добрых новостей, сказал Назаров. — А где ж ты рыбу взял?

— Где, где? Поймал, однако. В речке. Там речка есть. Мы с дедкой нашли. Щуку большую острожкой приколол. Целых две штуки.

— Вот это здорово. Тогда и мы сейчас ушицы навернем. Ты как на это, а, Андрюха?

— Да только положительно, — ответил Мостовой, приотстал немного, обернулся, поглядел в сторону оставленной позади лудёвы и снова пристроился за спиной у Назарова.

— Возвернулись, слава богу! — радостным возгласом встретил их Крайнов. — Не утерпел, выбежал им навстречу. — А кто там палил-то? Не вы, поди?

— Нет, Иван Семеныч, — откликнулся Мостовой. — Не мы и не этот уродец. Определенно.

— Это из трехлинейки стреляли, — пояснил Назаров. — По крайней мере, очень на то похоже. И без глушителя… Вот я и думаю — не ваши ли это старые знакомые? Староверы?

— А хоть бы и так. Чего не может-то? Там же и кулёмка поблизости.

— Но стреляли-то, бать, по полной темноте? Чего им ночью по лесу шарахаться? Не с фарой же они охотятся?

— Да, знать, нужда какая вышла. Всяко же разно у людей бывает. А никаких фар, как я знаю, они отродясь не признавали. У них всегда по честному… Ну ладно. Нечего тут долго лясы точить. Идите, я вас ухой накормлю. Горяченького поешьте. Небось проголодались да застыли сильно? Оно ж без малого три часа в снегу прокултыхались.

— Сейчас, бать, я только Борю посмотрю, — сказал Назаров и подошел к раненому.

Кудряшов тотчас открыл глаза.

— А, нормально, Михалыч, — прошептал синими слегка подрагивающими губами, предваряя уже навязший в зубах вопрос. — Гораздо лучше. Почти не болит. Только вот слабость еще… А так терпимо.

— Хорошо, Боря. Ты только постарайся как можно реже кашлять.

— Постараюсь.

— Сейчас мы быстренько соберемся и дальше тебя потащим. Тут где-то рядом скит староверский. Там, говорят, бабка у них травница… А к тому времени и наши из заповедника подтянутся. Я им по рации… просигналил. Ты не волнуйся только. Все нормально будет.

— Я и не волнуюсь… И вы не спешите сильно. Поешьте сначала. Сколько вам меня еще по буеракам переть.

— Ладно. Разберемся. Не замерз?

— Нет.

— Ну, лежи тогда пока, отдыхай. Силенок набирайся. Попробуй еще подремать.

— Хорошо. Попробую, — ответил Кудряшов. Сомкнул веки, но тут же, снова приподняв, спросил: — Так мы сейчас что, вместе с этим брэком?

— Он не брэк, Борь. И нам не враг вовсе. Просто у мужика — свои серьезные проблемы. Ну все. Лежи. Я тебе потом все подробно объясню. Потом, когда поправишься. А сейчас лежи и молчи. Нельзя тебе много говорить. Лежи, Боря.