— Ты уж извини, Леш, что я к нему пока не подхожу, — очень тихо сказал Мостовой, приблизившись вплотную к подошедшему Назарову. — Ты не подумай только чего дурного. Не от того, что я как-то плохо к нему настроен. Просто… у нас с ним как-то сначала не очень-то заладилось. Вот и не хочу лишний раз его тревожить. Ему сейчас, я думаю, не до меня, не до моих туманных… объяснений.

— Да что ты? И в мыслях такого не было. Что я, не понимаю?

Кедр, на котором Глуша оставила свой знак — послание, долго им искать не пришлось. Рос он возле той самой баньки, куда когда-то их с Семенычем Елизар на постой определил. От баньки, конечно, совсем ничего не осталось, кроме выпирающей из-под снега каменки. А вот огромный столетний исполин уцелел. Только слегка обгорел и покрылся слоем сажи со стороны пожара.

Как только они к нему приблизились, так сразу же и бросился им в глаза широкий, совсем еще свежий, не потемневший затес на стволе в полутора метрах от земли. А на нем — примитивно нацарапанная ножом небольшая композиция: фигурка, отдаленно напоминающая человечка, какой-то маленький неровный овал и что-то похожее на сноп или пучок веток.

— Да, — посмотрев на затес, вздохнул Андрей. — Еще тот ребус.

— Да что тут долго-то кумекать? — через минуту, нарушая не успевшее затянуться напряженное молчание, вскинулся Крайнов. — Да проще пареной репы!

— Думаешь? — недоуменно уставился на него Мостовой.

— Да чё тут думать-то, Андрюш?! Это же почти что в точь, как у тебя из ладанки! Рази ж ты не видишь?

— Вот черт! Какая же я дубина стоеросовая! Как же я сразу не сообразил? — хлопнул себя по лбу Андрей. — Вижу ведь, что что-то знакомое. — Быстро расстегнул бушлат, снял с шеи амулет, развязал тесемочку и осторожно вытряхнул содержимое мешочка на ладонь. Но, несколько секунд пощупав внимательным взглядом лежащие на ней предметы, спустил с лица улыбку: — Да-а. Все это, конечно, хорошо… да шибко худо, как Аким говорит. Знать бы еще, что это все обозначает?

— Да и не поймешь-то сразу, — сдвинув шапку набекрень, почесал в затылке Крайнов.

— Ничего страшного, мужики. Не дрейфь. Давайте-ка лучше мозгами шевелить, — подключился к разговору Назаров. — Я предполагаю, что ничего особо сложного девочка бы эта не придумала. Она же хотела, Андрей, чтобы ты легко догадался? Так ведь?

— Ну да. Конечно.

— А потому тут должно быть что-то совсем простое. Что-то для тебя совсем понятное.

— Дайте-ка я посмотрю, — протиснулся поближе к Андрею Айкин. — Чё тут, а? А, вот человечка вижу. Камушек какой-то черный? Трава ульная…

— Какая трава? — спросил Андрей.

— Ульная, Андрюша, — опередив ульчу, ответил Крайнов. — Осока такая есть. Они ее в улы себе пихают. Потому и ульная прозывается.

— Да-да, — согласно закивал Айкин. — Правильно, дедка. В улы всегда ее пихаем. Тогда хорошо бывает. Тогда ноги всегда сухие. Совсем не потеют. Тепло, однако.

— А она везде растет?

— Нет, не везде, — ответил Назаров. — Но встречается частенько. Это вид такой — осока волокнистая. По краю болота обычно.

— Да, — хмыкнул Андрей. — Все это, конечно, отлично, но мало что дает. Если, тем более, она так часто встречается.

— А вот камешек? — задумчиво проговорил Назаров и, взяв его с ладони Мостового, поднес к глазам. Повертел, покрутил немного. — Похоже — это каменный уголь? Нет, определенно он. Да стопроцентно.

— Ну, это что тогда — скала получается? — спросил Андрей. — Или скал из угля не бывает?

— Может, и бывает, я в этом деле тоже не большой специалист. Но одно мне совершенно понятно — где-то здесь, неподалеку, должны быть залежи угля. — Сказал и посмотрел куда-то вдаль. — И угольный пласт там обязательно прямо на поверхность выходит. Какое-то хорошо видимое обнажение и, скорее всего, в скалах. На это и намек, как видно… Ну а там где-то рядом, как я полагаю, и болото нужное в момент нарисуется. С этой самой ульной волокнистой осокой.

— А никаких других версий у тебя, случайно, нет? — с ноткой явного неодобрения в голосе качнул головой Андрей, не слишком воодушевленный смутными предположениями Назарова.

— Да какая еще тут может быть версия? По-моему и так все предельно ясно.

— А человечек?

— Да он тут, Андрюша, как я ведаю, вовсе ни при чем. Он тут — что сбоку припека, — нетерпеливо встрял в разговор Семеныч. — Да это ты, кажись, и есть, дружок сердешный. Да ты, конечно, собственной персоной. На тебя же ею и намолено. А то не похож, рази?

— Ну тогда и с этими ее волосенками все понятно, — с самым серьезным видом, без тени зубоскальства на лице подытожил Назаров. — Сам ты тут да зазнобушка твоя. Неразлейвода, так сказать.

— И что — вот так все просто? — все еще не решаясь согласиться с очевидным, продолжил слабенько упорствовать Мостовой.

— Просто ли, непросто, а вполне сгодится, чтоб проверить, — загорелся, засиял лицом Крайнов и, подняв в воздух указательный палец, произнес со значением: — Что не что, а кой-чего теперь-то про запас имеем.

Планшетник так и не включился. И запасные аккумуляторы тоже оказались никуда не годными. И грел их на огне, и скреб ножом, все больше с каждою минутой стервенея, но это не принесло никаких ощутимых результатов. «Да сволочизм какой-то натуральный! — прошипел, вконец обозлившись. — Как покатила с самого начала срань господня, так и катит дальше!.. М-м-мать твою через пень колено!» Сжал, сдавил в кулаке батарейки так, что костяшки пальцев хрустнули и побелели, размахнулся и запустил в кусты. А через секунду шваркнул планшеткой по стволу березы и отправил ее вслед за батарейками. Посмотрел на трясущуюся, судорожно сжимающуюся потную ладонь и, заскрипев зубами, плотно сомкнул глаза. Подышал пару минут по давно отработанной китайской методике цигун, сжимая анус, силой воли заставляя себя отслеживать, как дыхание-ци возникает и медленно поднимается из киноварного поля вверх по позвоночнику и живительной волною проникает в мозг. Задержал морозный воздух в растянутой, распертой до предела диафрагме и, только когда заломило в висках от подступающего удушья, шумно выплеснул, выбросил его из себя вместе с клокочущим внутри бешенством. Постоял с минуту отрешенно. Открыл глаза и, бросив взгляд на костер, на распластанную на снегу медвежью тушу, догадался: «Надо бы пожрать еще. И воды нормальной вдоволь напиться. От этой мерзкой талой дряни только желудок сводит. — Но, моментально ощутив жгучую жажду, тут же осадил себя: — Ничего. Перебьешься. Попадется ручей по дороге — напьешься от пуза. А нет так нет. Перетопчешься».

Через силу закинул в утробу еще пару порций «шашлыка» из медвежатины. Вытер лоснящийся от жира подбородок и подумал: «А выстрел действительно классный. Преклоняюсь. Со ста метров точно в черепушку. Да считай, что по полной темноте. Да если к тому же еще и без ночника… Далеко не каждый стрелок на такое способен… Учтем на будущее».