Первым опомнился Сигурд, старый воин.

— Схватить этого человека! — крикнул он, указав на Кари, стоявшего перед толпой (у ног его расползалась лужа гуннаровой крови). Послышался ропот, и вновь настало неловкое молчание. Никто не двинулся с места. На пирах принято оставлять оружие снаружи для обережения от пьяных драк, которые могут завершиться кроволитием. Кари удалось пронести Ногорез в зал только потому, что пришли мы поздно, привратники были уже пьяны и не удосужились обыскать его. А было оружие только у телохранителей Сигурда, но эти люди прежде служили вместе с Кари и знали, каков он в битве. Кари посмотрел прямо на Сигурда и громко сказал:

— Кое-кто скажет, что я всего лишь сослужил тебе службу, убив убийцу твоего прежнего дружинника Хельги, сына Ньяля.

Зрители одобрительно зашептались, а Флоси, предводитель поджигателей, встал. Он тоже обратился к Сигурду и сказал:

— Я скажу от имени поджигателей. Кари не сделал ничего дурного. Он не принял предложенную мною виру за его родичей и всегда говорил прилюдно, что продолжит кровную месть. Он только выполнил свой долг.

Сигурд сразу уловил настроение общества.

— Кари! — загремел он. — Ты грубо оскорбил наше гостеприимство, но прав по делу. Позволяю тебе покинуть этот дом безнаказанно. Но говорю тебе, по делам твоим приговариваю тебя к таковому же изгнанию, к каковому приговорен ты в Исландии. По сему случаю ты должен немедля покинуть Оркнеи и не возвращаться, покуда не истечет срок твоего изгнания.

Кари ничего не сказал, повернулся на месте и с окровавленным мечом в руке спокойно пошел по залу туда, где стояли Кольбейн и я. Прошел мимо, и мы оба двинулись было за ним к выходу. Кари кивнул Кольбейну и тихо сказал:

— Пошли. — Мне же молвил твердо: — Ты должен остаться. Я привез тебя на Оркнеи, как обещал, но у тебя еще не было времени сделать то, что ты задумал. Надеюсь, у тебя все получится. Может быть, мы еще как-нибудь встретимся.

И сказав это, он вышел за дверь во мрак ночи. Я смотрел им вслед, ему и Кольбейну, смотрел до тех пор, пока они не растаяли в темноте.

Ярл же, едва телохранители унесли труп Гуннара, сына Ламби, снова стал радушным хозяином, приказал принести еще питья, и вот уж он кричит на стряпух, желая узнать, сколько еще нужно ждать, чтобы подали обетного кабана. Мне-то думается, что втайне он был рад, ибо эти события сделают праздник Йоля в его доме памятным на долгие годы. Служанки и рабы вымыли столы, и к чести Флоси должно сказать, что он, вставши, громким голосом спросил у ярла, дозволено ли будет ему поведать заново о сожжении Ньяля и его семьи. Ярл махнул рукой в знак согласия, и Флоси, повернувшись к гостям, заявил, что начнет все с самого начала. Все одобрительно закивали и уселись, приготовившись к долгой повести. Не только норвежцы отличаются неутолимой жаждой к подобным повествованиям, и чем чаще звучит рассказ, тем больше он им нравится.

Флоси уже начал, когда управляющий Сигурда протолкался ко мне сквозь толпу.

— Ты тот юноша, который прибыл с Кари, сыном Сель-мунда? — спросил он. — Пойдешь со мной. Ярл желает поговорить с тобою, а также и его почетный гость.

Я пошел за управляющим через толпу гостей и оказался перед высоким местом ярла.

Сигурд оглядел меня с ног до головы и спросил мое имя.

— Торгильс, — ответил я.

— Давно ли ты знаешь Кари? — спросил ярл.

— Не слишком давно, — почтительно ответил я. — Помогал ему в прошлом году перед Альтингом, но всего пару дней. Потом он пригласил меня поехать вместе с ним на Оркнеи.

— Это зачем? — спросил Сигурд.

— Потому что знал, что я хотел приехать сюда разузнать о моих родных.

Прежде чем ярл Сигурд успел спросить, что я имею в виду, вмешался человек, сидевший по правую руку от него.

— Какой замечательный человек этот Кари, — сказал он. — Взять вот так и войти, осуществить у нас под носом кровную месть, совершенно не думая о своей безопасности. Большой храбрец.

— Кари всегда славился храбростью, — отозвался Сигурд, и его заметно почтительный тон заставил меня внимательней присмотреться к его гостю.

Столь богато одетого человека я еще не встречал. На каждой руке у него было по три золотых запястья, не меньше, и перстни на пальцах сверкали великолепными самоцветами. Каждая часть его одежды был из лучшей, яркого цвета ткани. Башмаки из мягкой кожи. Даже пахло от него хорошо — то был первый встреченный мною человек, который пользовался духами. Небесно-голубой плащ был оторочен широкой полосой золотого шитья с затейливым узором, а уж дорогая фибула, заколотая на левом плече плаща, была и вовсе удивительна. Вообще-то она была вполне обычная: булавка, закрепленная на кольце, воткнешь булавку в ткань, повернешь кольцо, и вот уже фибула на месте. Но даже у моего отца Лейва не было ничего похожего на эту фибулу, которую гость Сигурда столь хвастливо выставлял напоказ. Она была огромная. Булавка длиной почти с мое предплечье, а плоское кольцо в поперечнике шириной с мою кисть. И сама булавка — точнее сказать, пика, — и плоское кольцо кованы из тяжелого золота. А еще чудесней был затейливый бесконечный узор на золотом кольце и созвездье драгоценных камней, в него вставленных и по цвету ладно подобранных, — аметисты синие, желтые, а иные красных оттенков от карминного до рубинового. Не фибула, а искусное творение и художество. Мне подумалось, что подобной красы больше на свете нет. Эта, думал я, превосходная вещь, подобающая королю.

Ярл Сигурд уже повернулся к своему щеголеватому гостю и не слушал дальнейших объяснений, чего ради мне понадобилось побывать на Оркнеях. Он был занят беседой с гостем, и я поймал хмурый взгляд его управителя, что стоял чуть позади. Сообразив, что мое присутствие у высокого места более нежелательно, я спокойно вернулся к управляющему.

— Нечего подслушивать государевы тайны, — прорычал он, и на мгновение показалось мне, будто знает он, как я был соглядатаем на Альтинге.

— Кто этот человек, на котором такая замечательная фибула? — спросил я у него.

— Это Сигтрюгг, конунг Дублина, а прибыл он ради переговоров с ярлом Сигурдом. Конунг ищет союзников для похода на ирландского короля Бриана. А я, зная Сигурда Смелого, не думаю, чтобы он упустил возможность взять добычу, не считая другой приманки — тут в дело замешана баба, Корм лед.

Однако, заметив, что я мало что понимаю из его речей, управляющий подозвал одного из слуг.

— Эй, ты, присмотри за этим малым. Найди ему что-нибудь поесть и местечко на ночь. А потом — какую-нибудь работу.

И с этими словами от меня отпустил.

Йоль завершился обрядным тушением йольского бревна — большого горящего полена, которое залили элем, чтобы год выдался плодородным. Гости разъехались, а меня приставили к домашним делам. После двенадцати дней непрерывных пиршеств в большом зале и вокруг царил беспорядок. Мне велели выметать мусор, собирать и жечь всякую дрянь, валявшуюся на полу, чистить длинный очаг, драить лавки и выкапывать мокрую землю там, где гости облегчались, не утруждая себя походом в отхожее место. Пожалуй, думал я, скотина в коровниках Браттахлида держит себя опрятнее.