кормила ужином, а потом ещё и договорилась со своим знакомым, чтобы тот пустил пацана к себе на дачу. А они вот, значит, как. Обидно — сил нет!

Она взяла фотографии, где Шаламов с Эмилией вдвоём. Вот — куда-то идут, держась за руки. Смеются. Болтают. Стоят. Обнимаются. Целуются. Пытка! Но почему-то больше всего ранил снимок, где она ела мороженое, а он просто стоял рядом и смотрел на неё. Этот взгляд… он был красноречивее любых слов. В том застывшем мгновении она увидела столько любви, нежности и обожания, что в груди стало больно, будто нож вонзили. Она часто-часто заморгала, закашлялась, чтобы не расплакаться тут же, при Ванюшине и его помощниках. Юнец участливо подал стакан с водой. Сам Ванюшин предложил «кое-что покрепче».

— Спасибо, — глухо и сдавленно отозвалась Вероника. — Я за рулём.

— А вот вся информация по девушке. Собственно, ничего такого щекотливого на неё нет. Тут вот проверенные факты, а здесь мы зафиксировали кое-какие сведения, которые удалось извлечь из разговоров с её знакомыми.

Вероника ошарашенно вскинула глаза.

— Разговоров?

— Не переживайте. Ни у кого и мысли не возникло, что мы за ней следим. Расспрашивать можно по-разному. А мы своё дело знаем. Так что с вами никто всё это не свяжет. К тому же, из личных разговоров можно подчас узнать о человеке гораздо больше, чем из прочих источников. Однако есть одно «но». Сведения эти нельзя назвать стопроцентно достоверными. Люди часто преувеличивают, искажают, а то и откровенно лгут. Но сплетни сплетнями, а одно здесь точно: у девушки серьёзные проблемы в институте. Какой-то личный конфликт с преподавателем, и настроен он очень решительно. В общем, сами всё прочитаете.

Уже дома Вероника перечитала на несколько раз всё, что удалось накопать Ванюшину и его помощникам. Действительно, не густо и, к сожалению, шантажировать её явно нечем. А она так на это рассчитывала! Хотя чему удивляться: откуда у такой заурядной личности, у официантки, родом из какого-то захолустного городишки, могут взяться интересные тайны?

Вероника раздражённо отшвырнула папку. С каким бы удовольствием она пристукнула эту мерзавку!

«Откуда только взялась мелкая паршивка, из какой щели выползла? — Вероника снова раскрыла папку, — из Адмира, но школу закончила в Байкальске. Неважно! Откуда она выползла, туда и заползёт обратно. Проблемы с преподом, значит, у неё? Вот и отлично!».

Не мешкая, Вероника помчалась в институт иностранных языков. Профессор Каплунов нашёлся быстро — первая попавшаяся девушка-студентка проводила её до кафедры теоретической лингвистики.

Высокий, худой старик воззрился на Веронику с нескрываемым раздражением, когда она пригласила его выйти поговорить тет-а-тет. В тесной комнатке находились ещё три женщины немногим моложе его и не в меру любопытные. Веронику обсмотрели с ног до головы.

— А здесь нельзя? — уточнил профессор.

— Тет-а-тет, — холодно повторила Вероника. Она ж ему не какая-нибудь там студентка.

Старик отбросил огрызок карандаша и, недовольно кряхтя, выбрался из-за стола. От кафедры они отошли всего на несколько шагов. Разговаривать в коридоре тоже было неудобно — мимо постоянно сновали студенты, но куда ещё затащить строгого старика, Вероника понятия не имела. Тем более тот стал поторапливать:

— Ну так что у вас за важное дело? Излагайте, пожалуйста, побыстрее. Скоро у меня придут студенты сдавать зачёт.

Вероника не стушевалась и сухо, по-деловому заговорила.

— У вас на третьем курсе английского факультета учится студентка, которая, как я знаю, никак не может сдать ваш экзамен.

— У меня много студенток на третьем курсе, — проворчал старик. Однако по тому как на острых скулах проступил розовый румянец, а сам он сразу настороженно прищурился, Вероника догадалась — профессор просёк, о ком речь, но почему-то изображает непонимание.

«Может, старикашка домогается эту деревенщину?», — мелькнула мысль.

— Я говорю про Эмилию Майер, — она вперилась в него любопытным, даже изучающим взглядом.

Старик явно занервничал. Притворяться и дальше не стал. Перешёл в наступление:

— Экзамен она у меня не получит, можете не тратить…

— И прекрасно, — оборвала его Вероника. — Раз уж вы так и так всё решили, то мы тем более сумеем договориться.

— О чём? — нахмурился старик.

— Мне надо, чтобы её отчислили. Я училась давно и в другом вузе и понимаю, что везде своя конъюнктура, но полагаю, за несданный экзамен её в конце концов должны отчислить.

— Я не понял. Что значит — вам надо?

— Что тут непонятного? Я хочу, чтобы её отчислили. И если вы мне в этом поможете, я отблагодарю вас и весьма щедро.

— Да как вы смеете? — взвился вдруг старик. — Вы, вообще, в своём ли уме такое мне предлагать?

— Сколько у вас оклад? Пенсия-то, как я понимаю, гроши. Так вот я дам вам столько, сколько вы получаете за полгода.

— Убирайтесь вон!

— Но-но! Держите себя в руках, я вам не хамила. Хорошо, за год. Ну или сами назовите, сколько вам нужно за такую пустяковую услугу.

— Вон я сказал! — профессор вскинул руку, указывая пальцем в сторону лестницы, а сам аж побагровел и затрясся.

— Старый идиот, — процедила Вероника, уходя.

Вне себя от злости она вылетела из института, едва не сбив с ног какого-то студента, добежала до парковки и плюхнулась на сиденье. Пальцы судорожно искали в бардачке пачку сигарет. Вообще-то, курить она бросила почти семь лет назад, но в последние дни под винцо и старая привычка как-то незаметно вернулась. Пачка нашлась, но оказалась пустой. Отшвырнув её, Вероника расплакалась. Что делать? Что? Сквозь глухие рыдания шептала она. Почему он так с ней? Чем она хуже? Что делает не так? И как избавиться от этой проклятой девки? Ну, не убивать же её! Хотя если б её вдруг не стало… как бы это было замечательно.

Вероника открыла сумочку, выудила оттуда упаковку одноразовых платков, а когда подняла глаза — оцепенела. На парковку подкатил Шаламов на своём эндуро. Она инстинктивно сползла ниже, хотя стёкла в её «Ауди» и так были тонированные. Но машина, номера…

Веронику бросило в холодный пот — сейчас он повернётся и увидит её. «Что ему сказать? Как объяснить своё появление? — лихорадочно соображала она. — Да скажу, что по работе! Переводчика на практику взять. Точно! Он ведь даже не в курсе, что я в отпуске».

Она взглянула в зеркало, и решительности сразу убавилось. Сказать-то, конечно, можно что угодно, но заплаканное лицо выдавало её с потрохами.

Шаламов стоял всего в нескольких метрах от неё, но, похоже, ничего вокруг не замечал, пристально глядя на двери института, откуда то и дело выходили студенты и студентки. Потом окликнул кого-то, очевидно, спросил, сколько времени — тот посмотрел на