— А заходили вечером зачем?

— Я же сказал, что мы фактически живем… Мы возобновили наши отношения. А потом я забыл у нее свои часы… То есть думал, что забыл, а на самом деле я мог их посеять на службе. У меня сегодня как бы выходной, но была незаконченная работа.

— После работы вы зашли к Бобровниковой?

— После работы я зашел к Татьяне… Может, сказать, куда я заходил после работы еще до того, как зашел к ней?

— Да, конечно.

— Что конечно?

— Куда вы заходили?

— Вы издеваетесь?

— И все-таки?

— У Якимыча в гараже собирались, звание старшего прапорщика обмывали.

— Еще?

— В ларьке сигареты покупал. А потом уже к Татьяне… Ну вы точно издеваетесь!

— В каком часу вы зашли к Татьяне?

— В половине шестого, если вам так это нужно знать.

— И сразу в детский сад?

— Нет, сначала я зашел домой. Позвонил Татьяне, она не брала трубку, тогда я снова пошел к ней, а затем уже в детский сад. Светку мне не отдали, тогда я пошел к вам. Что еще хотите спросить?

— Татьяна не могла уехать, не забрав ребенка из садика?

— Вы невероятно догадливы!

— Сергей, вы так нервничаете, как будто Татьяна вам жена.

— Почему как будто?

— Конечно, похвально, что вы за нее так переживаете. Даже заявление собирались писать, хотя вы ей не родственник.

— Я люблю ее, неужели это трудно понять?

— И тем не менее Татьяна не один год встречалась с бандитом.

— Это вы нарочно меня укололи?

— Возьмите себя в руки! — тихо, но резко сказал Степан.

Для начала он заехал в детский садик. Светлана Бобровникова находилась там, мать о себе знать не давала. И Лобачев приходил, интересовался, было дело.

И на звонок в дверь Татьяна не реагировала, или дома нет, или там с ней что-то произошло. Инсульт, инфаркт… А может, пуля в форточку залетела, и вовсе не шальная. Степан позвонил оперативному, велел вызвать участкового и слесаря с инструментом. Лобачева он отпустил домой, а сам отправился к Федоту.

— Степан, давно не виделись! — Комов удивленно вскинул брови.

Похоже, он всерьез обосновался у своей новой подружки, футболка на нем чистая, спортивные шорты, волосы влажные, видно, недавно из душа. Он сразу же открыл дверь, приглашая Степана зайти.

— Бобровникова пропала, участкового вызвал, дверь будем вскрывать.

— Ну так это ко мне, отмычки у меня в машине… Может, чайку?

В Комове умер великий домушник, с помощью простой булавки он мог вскрыть замок средней сложности, а набор отмычек открывал ему дорогу в любую квартиру. Отмычки эти находились у него в машине.

— Чайку! — Из глубины квартиры показалась хозяйка, немного полноватая красавица с длинной русой косой.

Глаза голубые, глубокие, на сочных губах мягкая загадочная улыбка. Она провела Степана на кухню, зажгла конфорку под чайником.

— Извините, что подслушала… Татьяна, говорите, пропала?

— Вы ее сегодня видели?

— Точно не скажу, далеко было, но, кажется, была она. Сарафан ее. И ее походка.

— Куда она шла?

— А где рохля ее живет?

— Рохля — это Лобачев?

— А то кто ж!.. В подъезд к нему она сегодня утром заходила.

— Сегодня утром.

— Федор уезжал, я из окна выглянула, смотрю, женщина в бежевом сарафане в подъезд заходит… Ну, может, я ошиблась, но этот сарафан я вчера на ней видела… Или не этот? — задумалась Виктория.

— А походка?

— Ну да, ее походка. Легкая такая, как будто плывет, и при этом бедрами не виляет, само по себе получается.

— А обратно Татьяна не выходила?

— Ну, я не знаю, я же тоже на работу собиралась, мне чуть позже…

Чаю Степан выпил, а затем вместе с Федотом отправился к Лобачеву. И все время, пока они шли к дому, чувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Впрочем, он знал, что Лобачев имел обыкновение наблюдать из окна через оптику бинокля. Видно, заметил Степана, взял бинокль, а на душе у него смута, отсюда и вибрации.

Круча с Комовым только входили в подъезд, а Лобачев уже спустился вниз на лифте. На лестничной площадке первого этажа они сошлись лоб в лоб.

— Вы нас из окна видели, Сергей Борисович? — спросил Круча.

— Ну да, смотрю, вы же сказали, что участковый должен подойти.

— А то я иду, чувствую, кто-то меня взглядом испепелить хочет.

— Значит, это не я!

— А кто?

— У меня такое же чувство было сегодня утром.

— Какое чувство было у вас сегодня утром?

— Как будто кто-то наблюдал за мной в бинокль. Мы с Татьяной на кухне были, с улицы все видно…

— В бинокль?

— Ну, это и мама моя могла быть, — с досадой сказал Лобачев.

— А как ваша мама относится к Татьяне?

— Ну, как вам сказать, — замялся мужчина.

— Можете не продолжать, — скривил губы Комов.

Достаточно было глянуть на физиономию Лобачева, чтобы понять, какие чувства его мать питает к Татьяне. Взрослая женщина, с ребенком не совсем понятно от кого, да и репутация, что уж тут говорить, хромает.

— А когда вы ушли от Татьяны?

— Я же говорил, рано утром.

— А когда она ребенка в садик отвела, где были?

— Дома.

— А после того, как Татьяна ребенка в садик отвела, где были?

— Дома… А когда она ребенка в садик отвела?

— А сразу перед тем, как к вам отправиться. Отвела и сразу к вам.

— Куда ко мне? — не понял мужчина.

— К вам в подъезд она заходила.

— В районе восьми утра, — уточнил Комов.

— Она ко мне заходила?

— Вы что-то о часах говорили, которые у Татьяны забыли.

— А-а, часы… Японские Seiko, очень хорошие…

— Вот она вам их и принесла.

— Татьяна?

— Нет, Пушкин! — фыркнул Комов.

— Да нет, Пушкина Сергей Борисович не трогал. А Татьяну возможно.

— Где я ее трогал?

— Не знаю, может, в подъезде, может, на чердак отвели. А может, в квартире разделали, вместе со своей мамой, — недобро улыбался Федот.

— Маму зачем трогать? — поморщился Лобачев.

— Сами разделали?

— Кого разделал? Татьяну?! Что вы такое говорите?

— А квартиру вашу осмотреть можно? — спросил Степан.

— Или санкцию потребуете? — нажимал Федот.

— Да нет… Осмотреть можно…

Степан осмотрел квартиру — ни Татьяны, ни следов ее пребывания. Поговорил он и с матерью Лобачева. Татьяна действительно не приводила в восторг Валерию Михайловну, но женщина зла ей не желала. Степан даже постеснялся спросить, а не могла ли она расправиться со своей потенциальной невесткой.

Степан спустился вниз, сунул руку в карман, достал пачку «Мальборо», а там только одна сигарета. А Комов уже протянул руку, потирая пальчики. Степан покачал головой: последнюю сигарету даже вор не забирает. И сам он