Я взяла монетку в руки. Полновесное серебро, лишь слегка потемневшее от времени. Но ценности здесь, конечно, немного — за старинное Евангелие там, наверху, знатоки дали бы гораздо больше. Стало быть, Маслов был прав: клад давно уже вытащили — эти две монетки, скорее всего, остались в кувшине по чистой случайности. И ради этой мелочи был весь сыр-бор? И из-за этих несчастных двух монеток умерла бедная Маргарита Алексеевна?

— Ты как Раскольников, — заметила я.

— При чем тут Раскольников? — подавленно спросил самозванец.

— Он, помнится, убил бабушку за рубль, — пояснила я. — Ну а ты, конечно, играл по-крупному. Здесь ведь целых два рубля.

Я показала ему издалека две найденные рублевые монетки.

— Да бабка сама ласты в ванне склеила! — возмущенно рванулся с цепи самозванец. — Я при чем?

— Ой ли? — Я недоверчиво покачала головой. — А рубильник?

— Что рубильник? — не понял он.

— Ты рубильник отключил, чтоб старушку напугать?

Козлов опустил глаза, как провинившийся школьник.

— Вообще-то я его отключил просто для того, чтобы никто за мной не увязался, — мрачно пробубнил он. — Откуда я знал, что старуха такая пугливая…

— Ладно, следователю все это расскажешь! — оборвала его я.

На обвинение в убийстве это действительно никак не тянуло. Что ж, легче отделается — его счастье! Ну а моя работа закончена.

Я взяла телефон и набрала номер Маслова. Трубку взяли сразу же.

— Говори! — В голосе Ильи Ильича слышалось нетерпение.

— Я поймала привидение, — сообщила я. — Что будем делать дальше? Полицию вызывать?

Жаркое тарасовское лето подошло к концу. С начала сентября по утрам уже стало прохладно, хотя днем солнце грело еще совсем по-летнему. Но и это продолжалось недолго: к середине месяца многие уже надели теплые толстовки и жакеты, не снимая их даже в обед.

Мне было жаль лета — я хотела, чтобы оно продлилось еще немного. Попасть в пансионат «Волжские дали» по льготной путевке мне так и не удалось, а четыре дня, проведенных в доме с привидениями, не в счет — это был просто эпизод, связанный с работой, и больше ничего.

В ожидании следующего клиента я проводила дни за компьютером, пытаясь осмыслить недавние события. Смерть Маргариты Алексеевны по-прежнему не давала мне покоя. И чем больше я размышляла о ней, тем сильнее мне казалось, что без мистики здесь действительно не обошлось. Нет, никто не слонялся по коридору в белых простынях и не вздыхал за стенкой, никто не душил бедную старушку бескровными призрачными руками и никто не сторожил злополучный клад. Но присутствие какой-то злой силы в доме все-таки чувствовалось. Вот только как эту злую силу назвать?

В Интернете я нашла слово «эгрегор», и мне показалось, что оно наиболее точно соответствует тому, что я ощущала в этом доме, но чему не находила имени. Оккультисты вроде Лещенко называют это энергетикой места или душой вещей. Быть может, найденный мною в подвале кувшин из китайского фарфора веками аккумулировал негативную энергию хранящихся в нем сокровищ и алчности тех, кто стремился эти сокровища заполучить? Я прочла, что подобное притягивает подобное, — может быть, и Козловы устроили охоту на эти сокровища потому, что их ненасытные души подсознательно тянулись к темной энергии этого места и этого кувшина? И ведь Лещенко, который почти ничего не знал об этом доме, так точно указал место, откуда эта энергия исходила… Может быть, он и вправду экстрасенс? Или у него просто хорошая интуиция? Или быть экстрасенсом и иметь хорошую интуицию — это одно и то же?..

— Женя, ты будешь обедать?

Тетя Мила вошла ко мне в комнату, посмотрела на экран монитора и покачала головой.

— Ты так скоро с ума сойдешь! — проворчала она, увидев оккультные символы. — Пора забыть уже обо всем, что произошло в Волжских далях! Скорей бы уже новые клиенты нарисовались — а то ты со старым делом никак не расстанешься…

Мне нечего было ответить, и я поспешила перевести разговор на более приземленную тему.

— Что у нас на обед? — спросила я, быстро сворачивая ссылку.

— Вегетарианский борщ со свежими помидорами и буглама с курицей.

Я встала из-за компьютера и собралась идти на кухню. В это время раздался телефонный звонок. Это звонил Стас, и с первой минуты разговора я поняла, что он намеревается заехать к нам проведать тетю Милу, а заодно узнать о моих приключениях в Волжских далях.

— Ты мне так и не рассказала, как тебе удалось поймать привидение, — посетовал он. — Неужели тебе жалко поведать старому другу, что интересного ты узнала в этом доме?

Я ответила, что там было слишком много мистики и что я слишком устала от нее, но мои слова только еще больше подогрели его любопытство. Он жаждал новых впечатлений, и мне пришлось дать ему обещание рассказать все.

— Сейчас приеду! — предупредил Климов. — Заодно навещу тетю Милу.

— Приезжай, — без особого энтузиазма отреагировала я. — Только у тети Милы сегодня нет ничего печеного: на обед вегетарианский борщ и буглама с курицей.

Стас заверил, что именно это меню его устраивает больше всего, и отключился. Я опустила оглохший телефон. У меня не было особого настроения рассказывать Климову обо всех своих приключениях. Достаточно того, что я уже поведала о них Кате, которую, как всегда, интересовали личные проблемы ее постоянного клиента.

Кстати, а как мой психолог умудряется знакомиться с такими людьми? Для меня этот вопрос всегда оставался загадкой. Однажды она проговорилась: у нее есть какой-то уникальный маркетинговый трюк, при помощи которого она определяет, насколько ее будущему клиенту нужны услуги психолога. А дальше — дело техники. Я поинтересовалась, не стыдно ли ей пользоваться чужими слабостями, на что Катя безо всякого смущения ответила:

— Женя, ты отстала от жизни! Живешь, как улитка, в своем мирке, куда не пускаешь даже меня. А в наше бешеное время психологическая помощь нужна каждому. Неужели ты думаешь, что жизнь в большом городе — это как раз то самое, что нужно человеку? Очнись! Наше ухо создано, чтобы слушать шум ветра в листве и журчание воды в реке — а мы живем посреди гудения машин и уличного гула. Мы должны дышать озоном — а дышим пылью, ядовитыми выхлопами и синтетической парфюмерией. Это же все стресс, каждодневный многолетний стресс, к которому мы настолько привыкли, что даже его не замечаем! А еще, помимо этого, у каждого из нас куча психотравм, идущих из далекого детства и загнанных в подсознание настолько глубоко, что мы их не осознаем. Люди думают, что они сильные, а на самом деле они хрупкие, как стекло, покрытое мелкими-мелкими трещинками. Иногда достаточно одного незначительного удара, чтобы все посыпалось. Так вот, я эти трещинки вижу и предлагаю помощь как раз в тот момент, когда человек еще не посыпался, но уже на грани. Что в этом плохого? То, что человек после общения со мной находит в себе силы жить дальше, а не попадает в психушку, где уже приходится прибегать к медикаментозному лечению?