с местными властями сделка оказалась выгодной для всех сторон. Правда, склады пришлось сжечь, оставив внутри некоторое количество боеприпасов, которые очень правдоподобно взрывались почти сутки, нагоняя ужас на окрестных жителей.

Благодаря Перестройке и ряду фатальных случайностей он удачно завершил пару «миссий», и теперь под его руководством был отдел СВР (Служба Внешней Разведки), и, что самое главное, благодаря своему статусу он «крышевал» пару рынков и один банк, аффилированный с нефтеперерабатывающей отраслью. Всегда предупредительный, осторожный и неожиданно жестокий, Кравцов был опасным противником и преданным соратником, если дело касалось непосредственно его интересов. Имея приличную сумму на офшорных счетах, большую квартиру на Остоженке и приличную дачу на берегу реки Десна, он вел жизнь «аристократа в погонах» новой формации и не собирался менять комфортный распорядок своей жизни.

Однако в последние три года ему для полного комфорта стало не хватать ощущения власти. Власти тотальной и всеобъемлющей. И встретившись как-то с генералом, пообщавшись с ним, он понял, чего ему не хватает. В стране наступили смутные времена. После дефолта 1998 года все изменилось. Сместились ориентиры, фокусы, центры взаимодействия. Во внешней разведке вдруг начали по очереди проводиться задержания российских агентов, причем не просто агентов, а агентов влияния, внедренных давно и надежно. По своим каналам Кравцов узнал, что их банально продал его шеф. Шеф СВР, который потом, став министром иностранных дел, сокрушался и возмущался деградацией спец служб.

Алексей Владиславович знал правду. Но эта правда была смертельна для него. И он молчал. Молчал, когда ему выговаривали за дилетантство. Молчал, когда его выгнали, почти что с позором, на работу чуть ли не завхоза в резидентуру ФСБ Академического района. Он понимал, что надо что-то делать. И только встреча с генералом Лебедем открыла ему новые возможности и придала новый смысл его шикарному, но непривычно-бесцельному существованию.

Константин Сергеевич Лебедь, высокий, жилистый старик, с серыми, стального отлива глазами. Человек много повидавший и много совершивший. Кравцов встретился с ним в Кремле, когда его отчитывали, как пацана, за провалы в агентурной сети. Лебедь, судя по всему, был прекрасно осведомлен о его невиновности. Потом, когда они пересеклись после той позорной выволочки, он подошел к полковнику. Посмотрел на него долгим взглядом и, протянув визитку, тихо произнес: «Позвони, полковник». На визитке были отпечатаны инициалы, а под ними от руки небрежно был выведен номер сотового телефона. И Кравцов позвонил.

Следующая их встреча состоялась на берегу Десны, где река являлась идеальным шумоподавителем. Они оба были в «гражданском» и с удочками в руках мирно сидели на берегу. Друг друга они поняли с полуслова. И идея переворота, поданная генералом, была с энтузиазмом подхвачена полковником.

Кравцов полностью разделял мнение Лебедя, что власть надо менять. Что страна катится к неминуемому развалу, и этот развал могут остановить только сильная рука и радикальные изменения в правительстве. Когда генерал говорил об этом, его правая часть лица, обезображенная глубоким шрамом от уха до подбородка, становилась пунцовой, и от этого шрам напряженно белел и устрашающе бросался еще больше в глаза. Про себя Кравцов называл его «Джокером», но он никогда не осмелился бы произнести это вслух.

И вот теперь полковник ехал в «Волге» на встречу с «Джокером». Он взглянул на циферблат номерного «Ролекса» — 17.45.

Встречи с генералом проходили раз в неделю. Сначала Кравцов ехал к себе на дачу. Там он выходил из лимузина и заходил в дом. Переодевался в джинсы, майку, джемпер и набирал на старом «Сименсе», в котором был записан только один анонимный адресат, одно единственное сообщение. Сообщение содержало единственную цифру «3» и отправлялось на строго засекреченный номер. Потом он оставлял телефон дома и уходил на прогулку в лес. Там его, как бы проезжая мимо, подбирала «Волга» с зашторенными окнами и залепленными грязью номерами. Машина завозила полковника прямо в гараж генеральской дачи. Оттуда внутренняя дверь вела на цокольный этаж. Там располагалась просторная комната, обшитая вагонкой, со столом и деревянными лавками. За этим столом в основном и происходили их встречи. Говорить здесь можно было абсолютно свободно, так как на единственном небольшом окошке комнаты была развешана алюминиевая фольга от прослушивания.

А опасаться было чего. Прямо напротив, через поляну, начинался лесок, и на двух крайних соснах топтуны соорудили что-то вроде гнезда. Они посменно следили оттуда за домом, даже не стараясь особенно прятаться. Когда Кравцов подъезжал к даче «Джокера», через щелку между занавесями он, не без удовольствия, наблюдал, как топтуны тщетно пялились биноклями в сторону машины, а потом и дома, пытаясь высмотреть тайного гостя.

Убеждения генерала уже ни для кого не были секретом. А Лебедь, чувствуя свое усиливающееся влияние в армии, особенно и не скрывал своего отношения к правительству и его чиновникам. Эта эпатажность тревожила Кравцова. Однажды он даже видел через дырки в фольге, как военный вертолет, доставивший к «Джокеру» генералов, завис для острастки над краем леса и коснулся колесами верхушек деревьев, где сидели наблюдатели. Топтуны посыпались с деревьев, как горох. А генералы, выйдя из вертолета, смотрели на них и похохатывали. Кравцову это не понравилось, и, как ему показалось, Лебедю тоже…

… Двери открылись, и «Волга», тяжело покряхтывая плохими рессорами, въехала в гараж генерала. Полковник с облегчением вышел из порядком опостылевшего салона и прошел в комнату, где сидя за столом, на котором лежала папка с грифом «Волгоградский 8-ой корпус», сидел «Джокер» и терпеливо ждал Кравцова с новым докладом по ситуации в коридорах Кремля.

12

— Пользоваться умеешь? — старик кивнул на стол, где лежала пара пистолетов.

— Не доводилось, — я отрицательно мотнул головой и еще раз посмотрел на оружие, лежащее на кухонном столе нашей «штаб-квартиры» на Липецкой.

Яркий солнечный день весело освещал маленькую кухню, но мне было совсем не до веселья. Карташев подробно рассказал о наших дальнейших действиях, и мне стало очень страшно от того, что меня ожидает. Чувство бессильного отчаяния парализовало меня, и вместе с тем я понимал — все, о чем рассказал мне Степан, надо будет пережить и при этом умудриться выжить. Иначе я никогда не увижу свою семью.

Еще утром мне была продемонстрирована черная коробочка, где находились два маленьких беспроводных наушника, похожих на маленькие черные пуговицы — прикасаешься к уху и говоришь. Так мы должны были общаться во время «операции», как называл нашу вылазку старик.

Благодаря ему же я уже знал, что за оружие лежит на столе. Короткоствольный «Глок-18», со своим штатным навинчивающимся глушителем под калибр 9х19 «Парабеллум», с двухрядным магазином с 17 патронами в каждом и «ПС»