Но зато, когда выехали на дорогу, до самого колхоза ни разу не останавливались.

Пашка сидел, как заправский возчик, намотав вожжи на руку, а я, чтобы не было скучно, рассказывал ему о рыцарских подвигах Дон-Кихота. Рассказал ему, как он с мельницами воевал и как его одна мельница вместе с конем над землей крутила.

— Дурак он, твой Дон-Кихот, — сказал Пашка. — Разве можно так с конем обращаться?

Тут мы как раз к балке подъехали, дорога вниз под гору пошла, и Росинант побежал рысцой. Да он и не мог медленно идти, потому что телега все время ему на задние ноги наезжала. Пашка толкнул меня локтем в бок и говорит:

— Видишь, все слушал и все понял. Я ведь обещал, что поближе к колхозу переведу его на рысь, а он не стал дожидаться команды — сам побежал.

Я хотел Пашке сказать, что вовсе не поэтому, но вдруг услышал, что у Росинанта внутри что-то екать стало: «Ек-ек-ек-ек».

— Пашка, — говорю, — слышишь?

— Слышу.

— Что у него там внутри болтается?

— Не знаю.

— Ты лучше Росинанта попридержи, а то оборвется у него в животе какая-нибудь печенка, тогда что будем делать?

Пашка побледнел и начал на себя вожжи тянуть. Горка становилась все круче, и Росинант перешел на галоп. Так мы до самого низу и мчались, и ничего не случилось. Я все боялся, что наш конь на части развалится, так его мотало в оглоблях. Когда мы выехали на ровную дорогу и Росинант опять поплелся, Пашка спросил меня:

— Ты что, испугался?

— Немножко, — говорю.

— А я ни чуточки — даже удовольствие получил, — говорит Пашка, а у самого лицо бледное и руки дрожат. — Хороший конь! Знаешь, Вовка, у меня такое подозрение, что эта лошадь когда-то в цирке выступала: здорово умная…

Разговор оборвался, потому что мы заехали на колхозный двор. С картошкой действительно все очень просто получилось. Не прошло и десяти минут, как на нашу телегу нагрузили шесть мешков картошки и целую гору белокачанной капусты. Колхозник, который все это нам погрузил, посмотрел на Росинанта, покачал головой и сказал:

— Вы, братцы, через горку не езжайте — конь не вытянет. Валяйте в объезд, это будет всего метров на двести больше. — И показал нам, по какой дороге ехать.

— Мы и сами через горку не поехали бы, — говорит Пашка. — Если еще раз придется под гору спускаться, у Росинанта все внутри оборвется.

— Чего, чего? — не понял колхозник.

— Екает у него все время что-то в животе, — объяснил Пашка. — Ек-ек-ек…

Тут дядюшка как расхохочется, как схватится руками за живот.

— Ох, — говорит, — уморили!.. Это же селезенка у коня екает! Это у каждого коня бывает…

Пашка ничего не сказал, посмотрел на меня и направил Росинанта к воротам.

Дорога проходила прямо через поле и была действительно ровная, без всяких балок и горбов. Росинант тянул не спеша, ну, а мы, конечно, пешком шли и ласковыми словами подбадривали его: «Но, милый… еще чуть-чуть… Тяни, родименький, нажми!» Мы ему даже целую головку капусты на ходу скормили.

Слева от дороги показались четыре лошади. Передние ноги у них были связаны. Они щипали траву, и никто их не пас. Росинант увидал их, поднял голову, навострил уши и весело заржал, вроде крикнул: «Здорово, братцы! Как поживаете?»

— Знакомые, наверное, — сказал Пашка. — Приветствует их.

Лошади не обратили на Росинанта никакого внимания.

— Ему, наверное, тоже погулять охота, — пустился Пашка в рассуждения.

А я возьми да спроси:

— А ты, Пашка, распрягать и запрягать умеешь?

— А как же? Я сколько раз дедушке помогал… Хочешь, докажу?

И Пашка начал заворачивать Росинанта с дороги в открытое поле. Росинант удивленно посмотрел на Пашку, как будто спросил: «Зачем это?» — но все-таки подчинился.

— Сейчас увидишь, как это делается, я не забыл… Вот, учись. — Пашка начал развязывать ремни, которые были к оглоблям привязаны. Потом снял сбрую, всю, вплоть до уздечки.

— Видал? Это еще легко, а бывает сбруя-то сложней…

— Молодец, — неуверенно сказал я, потому что внутри у меня началось какое-то беспокойство.

Пашка понял меня и говорит:

— Ты не волнуйся. Я и запрягу мигом, только пусть немного погуляет.

Росинант встряхнулся, как после купания, фыркнул и вышел из оглобель. Сначала он понюхал траву возле телеги, а потом пошел туда, где четыре связанных коня паслись. Подошел к ним, заржал и вдруг хлоп на землю и давай на спине кататься и стонать. Я испугался и кричу Пашке:

— Ой, Пашка, у Росинанта припадок!

— Чудак ты! — говорит Пашка. — Это он так гуляет. Все животные так развлекаются, и собаки и кошки. Ему тут весело.

Росинант поднял голову и вопросительно глянул на Пашку.

— Гуляй, гуляй еще немного! У нас еще целых полчаса в запасе.

Росинант снова начал кататься, а потом, кряхтя, встал на ноги и даже пробежал один круг рысцой, вокруг коней.

— Хватит ему гулять! — говорю я. — А то на кухне картошку ожидают.

— Сейчас, — отвечает Пашка. — Сейчас его запрягу, вот только в оглобли загоню. — И побежал за конем.

Пашка к нему подходит, а конь от него, Пашка со стороны морды заходит, а он отворачивается. Тогда Пашка подобрал с земли какую-то палку и хотел хлестнуть Росинанта, но тот сразу отбежал.

— Вовка, на помощь! — закричал Пашка.

Я подбежал с другой стороны и как заору:

— А ну, марш в оглобли!

Росинант испугался и в галоп. Мы за ним, а он от нас. По всему полю бегаем, а к телеге подогнать не можем. Пашка несколько раз вплотную к нему подбегал, да ухватить не за что было, он ведь и уздечку снял. Рассердился Пашка, показал Росинанту палку и кричит ему:

— Ах ты, скотина дурная! Да ты же нам обед сорвешь!

И как бы вы думали, что сделал Росинант? Он оскалил зубы, задрал верхнюю губу и начал над Пашкой смеяться. Ну, словом, как человек! Пашка аж побелел от злости. Тут я вспомнил, что у него в кармане сахар лежит, и говорю тихонько, чтоб Росинант не слышал:

— Пашка, доставай сахар. Он за сахаром куда хочешь пойдет.

Пашка моментально вынул из кармана один кусочек сахару и показал Росинанту. Тот