– О, ты убралась? Давно пора было навести здесь порядок. – Ольга снимает сапожки и ступает на чистый пол. – Однако… Как с голосом, можешь говорить?

Я пожимаю плечами. Я сама еще не решила, сообщать мне кому-то о том, что голос потихоньку возвращается, или нет, – оказывается, иметь репутацию немой очень неплохо, а я расстраивалась! Это очень удобно, когда все знают, что ты не способна говорить. Они начинают говорить сами. И иногда выбалтывают интересные вещи. Вот Дэн сегодня… нет, пожалуй, о нем я думать не буду. Интересно, найдется ли хоть одна женщина, которой он не нравится? Надо у Ольги спросить… хотя, наверное, это будет не слишком прилично, она все-таки замужем.

Я с трудом представляю ее чьей-то женой, такая она самостоятельная, неприступная и опасная. Вот матерью я ее видела, но материнство, по идее, состояние естественное, наша с Петькой мама – это просто какой-то генетический сбой, а нормальные женщины относятся к своему потомству совсем иначе. И Ольга – отличное подтверждение этой теории. Но представить рядом с ней какого-то мужика в растянутых трениках и тапках – на это моей фантазии не хватает, а фантазия у меня – будь здоров!

– Я тут пирожных привезла, есть будешь?

Я киваю. Есть я уже потихоньку могу, и картофельное пюре, которое я сварила, тому свидетель.

– Ага, картошка есть… – Ольга достала тарелку. – А к ней что?

Она открыла холодильник и достала банку сардин в томатном соусе.

– Отлично. Чайник поставь, пожалуйста.

Она открывает сардины, насыпает себе в пюре и вздыхает – видимо, есть ей хочется больше, чем делиться новостями.

– Вкусно. – Ольга улыбается. – Сядь, не маячь.

Я сажусь на свободный стул и поправляю салфетку посреди стола. Я целый вечер наводила здесь чистоту, но завтра сделаю то же самое, я еще найду поле для уборки.

– Такая ожесточенная уборка свидетельствует о сильнейшей душевной смуте. – Ольга с видимым удовольствием расправляется с поздним ужином. – Ты спряталась и о многом подумала, и у тебя появились вопросы, страхи и версии. Нам с этим придется разобраться сейчас, потому что днем ты меня не боялась, а сейчас боишься.

Неужели так заметно? Актриса из меня, конечно, никакая, но я бы не сказала, что боюсь Ольгу. Скорее опасаюсь, что естественно, учитывая обстоятельства.

– Этот вопрос мы проясним прямо сейчас, иначе не сможем двигаться дальше. – Ольга отодвинула тарелку и оглянулась на чайник. – Спасибо, накормила. Давай съедим пирожные, а я чаек заварю.

А я думаю о том, что она запросто может меня отравить, например. Она посидела, подумала – и решила, что я, как ни крути, свидетель двух убийств, совершенных ею. Хотя – зачем ей меня травить, она вполне способна убить меня любым удобным ей способом. Я, конечно, буду сопротивляться, но у меня нет необходимых навыков, чтобы победить. Или хотя бы свести схватку в ничью, хотя я сомневаюсь, что в подобных играх правилами предусмотрена ничья.

– Лина, даже не думай об этом.

Она смотрит на меня своими жестокими холодными глазами, и я не знаю, куда деться от ее взгляда. Никогда не ввязывайтесь в танцы с волками, если не уверены, что рядом есть подходящее дерево, на которое, в случае чего, вы можете забраться достаточно быстро. А с ягуаром и дерево не поможет. А я вот ввязалась, и живой мне из этого хоровода выбраться, скорее всего, не удастся. Если раньше меня это почти не тревожило, то сейчас, представив, как она будет прыгать на бугорке, утрамбовывая меня вместе с мокрой глиной, мне отчего-то стало не по себе. Одно дело, когда тебя убивает кто-то незнакомый, и совсем другое – если это человек, которого ты знаешь. Я теперь понимаю, зачем Алена заводила знакомства со своими жертвами. Убивая, она наслаждалась их страхом – пусть мгновенным, но весьма ощутимым. Ведь никто не ждет от своих знакомых смерти. Хотя, по идее, я уже должна привыкнуть, что меня хотят убить самые разные люди. Отчего-то в достаточно короткий период времени мое присутствие на планете помешало очень многим. Граждане, я тоже от вас не в восторге, и я бы, конечно, с огромным удовольствием улетела от вас куда-нибудь на другую планету, но это пока невозможно, даже за деньги. А то я бы обязательно…

– Лина, сядь и успокойся.

Я спокойна, в общем-то. Но чай пить не буду, и пирожные есть не стану. Надеюсь, Ольга не останется ночевать – я только что прибралась в доме и не хочу, чтобы чистота была нарушена. И вообще я нервничаю, потому что за этот вечер я успела о многом подумать.

– Ты сейчас думаешь о том, что я могу счесть тебя угрозой для себя или помехой. – Ольга заваривает в чашке чайный пакетик и досадливо морщится. – Никогда у Мирона нет нормального чая… ну, ладно, обойдусь…

Ольга делает глоток и достает из коробки пирожное.

– Конечно, есть ночью пюре и пирожные – неправильно, только умереть от голода еще неправильней. Лина, посмотри на меня.

Я и так пялюсь на нее во все глаза, а что мне еще остается. Я решила повременить с радостной вестью насчет прорезавшегося голоса, пусть все и дальше думают, что я немая, так гораздо проще жить.

– Я не стану тебя убивать. – Она говорит это, как будто такой разговор в порядке вещей. – Я понимаю, почему Мирон тебя не убил, я тоже не стану, расслабься. На самом деле ты мне не опасна – и не потому, что ты моя соучастница. Но это лирическое отступление. Я хочу прояснить этот вопрос раз и навсегда, и больше не желаю об этом говорить. Так же я больше не желаю видеть на твоем лице это выражение.

У меня что, какое-то особенное выражение на морде? Вот еще!

– Ты смотрела на меня и думала, что я убью тебя, если мне это покажется здравой идеей. – Ольга снова отпила чай и поморщилась. – Все-таки гадость… Сок есть?

Я открываю шкафчик и подаю ей пакет с яблочно-виноградным соком. Я их купила несколько, мне нравится вкус и запах этого сока, хотя я понимаю, что в пакете сплошная химия, ну и что. Где я сейчас найду виноград, чтобы отжать фреш?

– Ага, спасибо, это намного лучше. Никогда не пей дрянной типа чай из пакетиков, это отрава. Чайная пыль, краситель и еще невесть что, называть это чаем нельзя. Впрочем, ты чай не пьешь вообще, я помню. Кстати, и сок этот – не сок.

Да знаю я, и что с того? Зато я могу его пить сколько захочу, и у меня не возникает в желудке противного жжения, которое называется изжога.

– Так вот, вернемся к нашей теме. Раз и навсегда усвой, я два раза не буду повторять: я не стану убивать тебя, равно как и вредить тебе каким-то иным образом, и у меня на то есть свои причины, озвучивать которые я не собираюсь. Просто прими это как данность и перестань смотреть на меня, как на маньяка с бензопилой «Дружба». Кивни, если поняла.

Я машинально киваю. Понять-то я поняла, но… В общем, ладно, если она это говорит, то вполне возможно, что не врет.

– Отлично. Теперь давай двигаться дальше. Говорить ты совсем не можешь?

– Чуть-чуть.