– Буди дядю, девка! – кричал ей всадник. – Скажи, Яшка прискакал! Пусть встречает гостя дорогого!

Но Пересвет уж сам шлепал босыми ногами по ступеням, спешил вниз, встречать Яшку.

– Эк ты припозднился-то, Яков Андреевич, – причитал он, обнимая его. – Эк долгонько тебя не было. Эк невовремя ты явился. Уж лучше побыть в плену у мамаевых воевод, чем ныне на Москве…

– Чем же так плохо ныне на Москве, дяденька? – смеялся Яшка, с разгону прыгнувший в горячие Пересветовы объятия.

– Ах ты, маленький какой, ах заледенел-то весь! – приговаривал Пересвет уже в тепле кабака, стягивая с племянника застывшие от мороза валеные сапоги, шапку и тулуп. – Я ж надеялся, что в походе ты чуток подрастёшь, вширь раздашься, вытянешься. А ты как был грибочком-опёнком, так и остался…

– Ручеёк дом почуял… понёс – не остановить, – бормотал разомлевший Яков. – Рожу мне холодным ветром исхлестало… пальцы застыли – больно пошевелить… а до этого в лесу намёрзлись…

– Как дело справили? Всё ли благополучно? – Пересвет растирал загрубелыми ладонями иззябшие ноги названного сына, с тревогой засматривал в его побелевшее от холода, обросшее молодой бородкой лицо.

– Всё тихо… Орда повымерла… мор… Божья кара на их головы… Но ничего, всё выдержали, всё превозмогли, только уж тут, на Москве…

– Что «на Москве»? Да и как ты разыскал меня в Варварином-то кабаке?

– Как с вельяминова двора турнули, так и побежал разыскивать… Два раза чуть Богу душу не отдал, два раза!.. Вельяминовская-то дворня меня чуть было на пики не приняла. Обидно, дядя! Ведь всё свои, знакомые люди! И ведь признали, по имени величали! Бранными словами, но всё же…

Из сбивчивого рассказа Якова Пересвет понял, что погнали того с вельяминовского двора, и не просто погнали, а быстрой смертью грозили. Более других молодой Микула Васильевич ярился – бранился и острым мечом размахивал.

– Это из-за Марьяши, – шептал, засыпая Яков. – Отказала она Микуле. Наотрез отказала. Завтра… завтра.

– Уснул, детинушка, – шептал Пересвет, оглаживая бороду. – Ничего, утро вечера мудренее. Завтра из прохожего места на митрополичьем или на великокняжеском дворе уголок сыщем, туда подадимся. Там пока поживём. Негоже, нет, негоже молодому парню, жениху, в кабаке обретаться.

* * *

Призрак, морок, блажь несусветная, ведьмовская ворожба, языческие гульбища! Что творится? Зачем? Почему? То взашей гонят, то рушники под ноги стелют. Как тут разуму не помутиться?

Александр Пересвет, конечно, человек непростой и на Москве многим известный, боярского рода, доблести немалой. Но зачем, такой-то уж почёт?! Неужто Яшка такой завидный жених для Марьяны? Выходит, что так, ведь на прошлой неделе, как явился Пересвет на вельяминовский двор, как завёл речь о сватовстве, так Иван с Микулой почти сразу переменились, расправой грозить перестали. Дескать, согласны. Раз Марьяна бунтует, раз за Микулу не идёт, так пусть за Яшку выйдет. Сказали, дескать, засылай сватов.

А начто Пересвету сваты, если он и сам говорить горазд? Вот и явился сам же во второй раз в тот день и час, когда было уговорено, но теперь уж с Яшкой вместе. Думал, тихо всё пройдёт, в Вельяминовы созвали полный дом народу, да как встречают! Как встречают!

Сам Иван, Иван Васильевич, навстречу вышел, чуть не в ноги кланяется, в горницу приглашает, речь ведёт разумную. Взошли в горницу, глядь – стол широкий накрыт. За столом младшие братья Ивана – Микула и Полиевкт – сидят, а с ними всё люди близкие: вот родичи из Коломны, а вот серпуховские братаничи покойного Василия Васильевича. Здесь же всякий разный московский люд купеческого да боярского звания, всего человек сорок, не менее. Тут же, в уголке, и купец Никодим Сурожанин примостился, волоокий упырь. Сидят, смотрят с любопытством, не враждебно. К столу пока не приглашают. Ну да ладно!

– Ко времени явился, Пересветушка, – важно произнес Иван. – Будь здоров и ты, Яков! Я уж говорил, да и ещё раз повторю – за ту ночную стычку не держите на меня зла. Времена нынче смутные, многое в мире меняется. Как узнать, где друг, а где ворог? Кто ответит?

– Как узнать? – ответил Пересвет. – Поднимись на стену да посмотри. Если чужое войско костры вблизи не возжигает, значит, нет поблизости ворога.

– Его и на дальних подступах нет, – добавил Яков. – Я только из ордынских земель прибыл. Цел и невредим. Однако в дому, который многие годы родным почитал, сполна тумаками наградили.

– Прости уж меня, Яшка. Нам теперь мирно жить надо, ведь того гляди породнимся… – юный Микула Вельяминов говорил, опустив очи долу. Густые русые локоны окружали его округлое лицо золотистым ореолом. Красив был! Красив!

«И чем он Марьяне не глянулся? – размышлял Пересвет. – Эдакие херувимские лики мне доводилось видеть только на расписанном Феофаном потолке в храме Успения, что на Рязани. Да и тот храм татары давно пожгли».

– …Мы решили поступить по-людски, – продолжал Микула. – Отдадим Марьяну за того, кто ей люб. Вот только…

– …Вот только куда поведет Яков молодую жену? – перебил младшего брата Иван. – У вас ведь ни кола, ни двора.

– Твоя правда – сейчас некуда вести, – ответил Яков. – Но дайте срок. Деньга у меня имеется. До осени построю дом, а на Рождество справим свадьбу. Будет Марьяна Александровна хозяйкой. Всё в её руки отдам! Пусть и жизнью моей владеет!

– А парень-то влюблён, – усмехнулся Иван Вельяминов. – Эх, напрасно я раньше не замечал, но тут моей вины нет. Был ты, Яков, заморышем. Не на что было смотреть, потому и не видели в тебе жениха. А теперь я иначе рассуждаю: хоть маленький и неказистый, зато витязь достойный!

– Что-то не нравятся мне речи твои, – вздохнул Пересвет. – А ведь я тебя учил, Иван Васильевич. И ты у меня под ногами не раз в пыли валялся. И если, не дай бог, придётся вновь, по-настоящему, клинки скрестить, то победа-то за мной будет. И не потому, что учил я тебя плохо. Ой, не потому.

Иван так скривил лицо, будто съел кислятину, однако отвечать не стал, сдержался.

– Смутны речи твои, Пересвет! – усмехнулся Роман Никифоров, ближайший друг и сподвижник Василия Васильевича. – Говори проще, зачем пришел? Только коротко толкуй. Знаем мы тебя, говоруна!

– Пришёл за Марьяной Александровной. Сватаю её для племянника моего, Якова. Однако со свадьбой прошу год повременить. Это всё.

– Тогда позовём невесту, – предложил Пимен Панкратов, новгородский житель, многих дел удачливый делатель, старинный друг рода Вельяминовых. – Ну и для порядку спросим у неё, согласна ли идти за Якова или нет.

Позвали Марьяну, и она быстрёхонько явилась, будто за дверью всё это время ждала. Пересвет завздыхал. Экая приятная девица! Косичка русая, в волосах ленточка атласная, розовые ушки серьгами яхонтовыми украшены, губочки в милую улыбку сложены, взгляд ласковый. Яшка при виде неё воссиял лицом. Вельяминовская родня улыбки прячет, ехидничает, а Иван с Микулой странно переглядываются.