Его состояние, как физическое, так и психическое, оставляет желать лучшего. В феврале он делает слабую попытку пожить городской жизнью и едет в Лиллехаммер, а потом и в Кристианию. Попытка оказывается неудачной, и он снова возвращается в Корнхауг. Для объяснения, почему он не может находиться в Кристиании, Мунк использует многозначительную формулировку: «Я хотел испытать себя и несколько дней прожил в городе. Я больше не в состоянии выносить города и кафе».

Проблема с кафе и городами заключалась в свободном доступе к алкоголю. Мунк, по собственному признанию, до двадцати восьми лет вообще почти не пил. Таким образом, абсентовое поветрие 1880-х годов его не коснулось. Можно приблизительно установить время, когда он впервые начал применять алкоголь как средство для снятия нервного напряжения. Это случилось в Сен-Клу, сразу после смерти отца. Одно точно – с годами, в течение всего последнего десятилетия XIX века, он пил все больше, особенно во время пребывания в Берлине и Париже, и наконец наступил момент, когда он начал терять контроль над собой.

Так что теперь он старался держаться в Корнхауге с его сухим законом, откуда в очередной раз и попытался объяснить Тулле положение вещей. В этом письме он ни словом не упоминает брачные планы, как будто бы их и не было:

Мы не можем жить вместе – во всяком случае, я. Я сотни раз говорил тебе об этом… Как такие разные люди вообще могли встретиться? Ты – легкомысленная, ты – в ком столько плотского, телесного – сама живородящая мать-земля, – и я, последний представитель вымирающего рода.

Я неоднократно пытался объяснить тебе свое отношение к жизни, к любви, объяснить, что я не могу вместе с тобой участвовать в яростной погоне за удовольствиями жизни. Я говорил тебе, что должен жить для творчества – ради тебя же самой старался я призвать тебя к осторожности.

Ты все время твердишь: «Я тебя люблю», но вот что говорит мой опыт: ты любишь меня – как средство, чтобы полюбить саму себя.

Со своей стороны пребывающая в Потсдаме Тулла пытается мобилизовать все доступные ей средства, чтобы вызвать у него сострадание. К примеру, она пишет: «У меня есть мать, о которой я должна заботиться, пока она жива». И при этом сама жалуется на слабость и недомогание и ясно дает понять, что главная причина ее страданий – тоска по Мунку: «Я больше не могу этого выдержать. Не забывай, что и я серьезно больна, но ты можешь меня спасти – если захочешь». Вскоре она переезжает обратно в Берлин, где консультируется у врача. Врач находит у нее «катар верхушек легких» – сравнительно слабое воспаление в верхней части легких. Этот диагноз вполне подходил для того, чтобы напугать Мунка, тем более что она не хочет последовать совету врача подлечиться в каком-нибудь санатории, ведь тогда она не сможет увидеться с Мунком. Вывод ясен: Мунк должен приехать к ней сам и желательно тотчас: «Постарайся выбраться ко мне как можно скорее. Милый, если ты в состоянии, пожалуйста, приезжай».

Однако Мунк не поддается, и следующий врач, как сообщает Тулла в новом письме, успокаивает ее. У нее ничего нет, только бессонница да нервы шалят. Так что нет смысла куда-то ехать: «Я поживу здесь, пока не получу вестей от тебя».

Мунк между тем готовится к отъезду в Берлин. Он намекает Тулле, что им, наверное, не следует встречаться, что, естественно, вызывает новую вспышку отчаяния: «…Теперь ты просишь меня уехать куда-нибудь подальше!»

Тулла остается в Берлине. Мунк отправляется в дорогу и прибывает в Берлин в конце марта. Он пишет тете Карен, сообщает свой новый адрес, передает привет Ингер и Лауре и делится планами о возможной поездке в Дрезден, где хочет провести выставку. Тулла для его семьи пока еще не существует – несмотря на «сватовство».

И вот они опять встречаются в Берлине. Они не виделись уже полгода, и все это время Тулла почти каждый день писала Мунку, как она по нему скучает, а он – значительно реже, но неизменно пытался объяснить, что они никак не подходят друг другу.

Ничего хорошего из этого свидания не вышло. Возможно, Мунк был пьян. Позднее случаи, когда он в пьяном состоянии мог наговорить такого, что трезвому ему бы и в голову не пришло, начнут исчисляться десятками. Судя по всему, именно эту встречу имеет в виду Тулла, когда говорит, что Мунк судит о ней после двух минут общения. Он раскопал множество слухов о ее поведении за время разлуки и теперь недолго думая кидает их ей в лицо.

Они встречаются еще несколько раз, но их отношения от этого лучше не становятся: «…Мы не можем и слова сказать друг другу, чтобы не поссориться». Какое-то из высказываний Мунка задевает ее особенно сильно: «Неужели ты думаешь, что любящая женщина может спокойно отнестись к таким словам или скоро забыть их. Я ничего еще не принимала так близко к сердцу». Что еще могло вызвать столь бурную реакцию у Туллы, как не обвинение в неверности? Больше всего ей хочется умереть: «Это меня просто физически убивает – у меня теперь одно желание, чтобы все поскорее закончилось – ради тебя».

На протяжении всей зимы о брачных планах не было сказано ни слова, и в письмах Тулла ни разу о них не обмолвилась. Их первые берлинские встречи, очевидно, не слишком располагали к мыслям о браке. Все же со временем тон общения стал более дружеским, и перед отъездом Мунка в Дрезден, во время прогулки по огромному берлинскому парку Тиргартен, они все-таки решили приступить к осуществлению брачного плана. В Дрезден Мунк отправлялся отчасти по делам выставки, а отчасти из-за проблем со здоровьем – сырой климат Берлина его не устраивал.

Трудно понять, как этим двоим вообще могло прийти в голову заключить брак, будь он хоть тысячу раз формальным. Что касается Мунка, то он, видимо, чувствовал себя связанным прошлогодним обещанием. Если уж на то пошло, обещание жениться в то время было юридическим понятием, предполагавшим судебную ответственность – правда, прежде всего в случае беременности женщины. Какую-то роль могли играть и деньги Туллы. А она по-прежнему была готова ухватиться за любую соломинку, даже столь хрупкую, как фиктивный брак.

В Дрездене Мунку удалось провести долгожданную выставку, но, несмотря на то что публике была представлена широкая ретроспектива работ, выставка по большому счету вылилась в фиаско. Одну из причин можно назвать сразу: с тех пор как Мунк в последний раз выставлялся в городе, прошло немногим более двух лет, а новых работ почти не прибавилось, так как в последнее время он рисовал мало. Впрочем, совсем без новинок не обошлось – художник привез «Танец жизни». Рецензий было всего две, обе в местных газетах, – за пределами Дрездена никто на выставку не обратил внимания. Один из рецензентов заявил, что если картины и представляют какой-то интерес, то скорее в качестве курьеза, другой ограничился простой бранью. Продать ничего не удалось, так что и особого дохода выставка явно не принесла.

Правда, Тулла прислала денег из Берлина.

На прогулке в Тиргартене они договорились о том, что решение всех практических вопросов, связанных с браком, возьмет на себя Тулла. Но не так-то просто было, живя в Берлине, заниматься оформлением брака между норвежскими гражданами, в особенности если один из них находится в Дрездене и не хочет палец о палец ударить ради общего дела.