В Гре Тулла получает от Мунка письмо, настолько ее обнадежившее, что она осмеливается задать прямой вопрос: «Ты меня любишь или нет?» Мунк в характерной для себя манере отвечает:

Милая, спасибо за письма. Конечно же я люблю тебя, в этом-то и вся проблема. Я думаю, что совершенно не способен быть с кем-либо рядом… По-моему, я способен только рисовать картины, и, значит, я должен сделать выбор между любовью и моей работой.

Тулла сидит в очаровательном, дышащем весной Гре и ждет, когда Мунк поправится и приедет в Париж. А он между тем отправляется в противоположном направлении – в Рим, надо же и Италию посмотреть, раз уж он здесь оказался. В Рим Мунк прибывает 5 мая. Он еще не совсем выздоровел и пребывает «в полном отчаянии», как он пишет Тулле.

Проведя в Риме не более двух-трех дней, Мунк отправляется на север. На пару дней он останавливается в Комо, чтобы «проверить на прочность ноги и нервы», а примерно 15 мая наконец добирается до Парижа. Тулла Ларсен вот уже как шесть недель изнывает от нетерпения в ожидании встречи с ним. Однако ее постигает удар: они увиделись всего два раза. Мунк поселился в Париже и потребовал, чтобы она оставалась в Гре.

Тулла пишет ему:

Я больше этого не вынесу, я целыми днями сижу дома и жду от тебя весточки, пока не дохожу до полного отчаяния и нервного срыва. Тогда уж лучше вовсе не встречаться – раз уж тебе так трудно выбраться сюда. Я не могу понять, почему ты не разрешаешь мне навестить тебя, ты ведь наверняка ходишь кругами по какой-нибудь маленькой комнатушке.

Мунк советует ей взглянуть на все философски:

Еще неизвестно, что лучше: огромная бесконечная тоска, что достигает глубин Вселенной, или минутное удовольствие. Что лучше – мечта о счастье или так называемое счастье.

Не приходится сомневаться, что Тулла предпочитала минутное удовольствие. Тогда же между ними появляется еще один камень преткновения, позднее приобретший в сознании Мунка не менее гротескные формы, чем предполагаемая неверность Туллы, – правда, с гораздо большими на то основаниями. Речь идет о деньгах. Ее деньгах.

Может показаться невероятным, но вскоре после сделки с Национальной галереей Мунк настолько обезденежел, что ему не хватало на дорогу домой. Судя по всему, он расплатился с частью своих долгов (но не за дом в Осгорстранне). Естественно, тетя Карен и Ингер тоже получили свою долю. Надежды на ткацкую карьеру Лауры так и не оправдались, и она в очередной раз «переехала» – скорее всего, в современное лечебное учреждение доктора Хольма в Холменколлене. Мунк посылал ей деньги, чтобы она могла выезжать на пикники и экскурсии.

Как бы то ни было, в конце мая – начале июня он получает денежную помощь от Туллы, причем она немедленно воспользовалась возможностью выманить его в Гре, попросив приехать за деньгами, чтобы ей не пришлось высылать их по почте.

Пятого июня, после, по унылому выражению Туллы, «девятнадцати дней заключения в Гре», Мунк отбывает домой через Гавр. Ему по-прежнему нездоровится. Она же остается – помимо прочего, по просьбе Мунка. Тот поручил ей заказать печать оттисков с каких-то его ксилографий и литографий. Только через две недели она добирается до Кристиании, но к этому времени Мунк уже благополучно уехал в Осгорстранн.

Там его ждали тетя Карен и Ингер. Конечно, Тулла тоже хочет приехать, разумеется, она будет жить в гостинице, – но нет, Мунк против. При этом он дает ей еще одно поручение практического характера – заняться вопросом отказа от аренды квартиры на Университетсгатен, 22, которую он снимает на пару с Хауге.

Альфред Хауге входил в круг норвежцев, с которыми Тулла больше всего общалась в Париже. Он был на мели и к тому же серьезно болен. Теперь он хотел вернуться домой в Норвегию, для чего надо было продать мебель, стоявшую в их с Мунком съемной квартире. Тулла пообещала ему в этом помочь.

Между тем Мунк не вносил плату за квартиру с прошлого ноября, и к этому времени его долг составил кругленькую сумму в 350 крон. Он написал хозяйке в надежде получить отсрочку, но та недолго думая обратилась к своему адвокату. В рядах участников драмы возникла настоящая путаница. Кристиан Крог послал Хауге денег, поэтому Тулла решила отложить продажу «прекрасной мебели». Но тут пришло письмо от адвоката по поводу долга Мунка. Большая часть долга сразу была уплачена – нетрудно себе представить, что Тулла, и до этого принимавшая активное участие в делах Мунка, с радостью ухватилась за возможность как-то помочь ему в решении его денежных проблем.

Она уезжает на лето в Дрёбак, и через Кристиания-фьорд одно за другим летят письма, почти слово в слово повторяющие письма из Гре в Париж. Она ужасно скучает, он так близко и в то же время недосягаем:

Милый! За что ты так со мной – неужели ты не можешь выбраться сюда хотя бы на пару часов? Наверное, тебе опять нездоровится – или в чем дело?.. Я так хочу с тобой увидеться – я еду к тебе первым же паромом завтра в четверг.

…Сегодня в половине второго я хотела тебе позвонить – но побоялась помешать; к тому же я надеялась получить от тебя письмо, так как ты не написал ни вчера, ни раньше.

Может, ты решил наказать меня тем, что не напишешь мне даже пару слов, хотя отлично знаешь, как я в этом нуждаюсь. Это жестоко с твоей стороны… Что бы ты ни решил – пожалуйста, напиши своей несчастной Тулле.

Она узнает, что Мунк собирается в Кристианию, и идет в гавань, мимо которой проходят паромы из Осгорстранна: «Сегодня я весь день смотрела на паромы – думала, может, ты меня увидишь. Но ты, наверное, поехал на поезде?»

Тогда она сама пересекает фьорд – якобы для того, чтобы навестить свою подругу Марию (Майю) Фогт; на деле же, разумеется, в надежде увидеться с Мунком. Но его нет на месте:

Мы сидели на пляже в Осгорстранне и смотрели, как садится солнце и всходит луна. Как мне тебя не хватает, когда вокруг такая красота и рядом ни одной живой души… Напиши мне хоть пару строк, чтобы я знала, что ты жив, неужели ты не понимаешь, как я боюсь больше никогда не увидеть и не услышать тебя.

Само собой разумеется, Мунк не мог остаться равнодушным к безысходной тоске Туллы, к ее чувствам, объектом которых был он сам. Муки Туллы отзывались болью в его душе, но единственное, что он мог сделать, – это попытаться отразить их в своих картинах.

Поверенной в отношениях между Туллой Ларсен и Эдвардом Мунком становится Осе Нёррегор. Осе, старая подруга Мунка, дружила также и с Туллой – они были ровесницами. Она знала, что Мунк и Тулла вместе ездили в Париж весной 1899 года, ее осведомленность простиралась очень далеко – она знала, почему Тулла оставила Мунка во Флоренции.

В одном из писем Осе говорит о неспособности Мунка разбираться в людях: «…При всем Вашем знании человеческой природы, которое Вы себе приписываете, меня, во всяком случае, Вы не очень хорошо понимаете. Возможно, отчасти и понимаете, но сколько их бывает, этих частей, мой дорогой друг». И добавляет с характерным для ее переписки с Мунком задушевным лукавством: «Кстати, по-моему, девушки Т.-типа – большие хитрюги. Или как?»