Я знаю, что не надо было писать тебе сегодня, когда я в совершенном отчаянии и безумно тоскую по тебе…

Но сегодня ночью мне вдруг пришло в голову, что ты уедешь, не сказав мне ни слова, ты говорил, что собираешься это сделать, – но ты ведь не можешь поступить со мной так бессердечно, ты не должен меня так наказывать…

Осенью Тулла прерывает свое добровольное изгнание и возвращается к матери в Кристианию. Постоянное внимание семейства выматывает ее. Мунк тоже меняет место пребывания, он покидает Осгорстранн, предварительно взяв еще 1000 крон под залог недвижимости, что означает, что залог теперь прилично превысил стоимость дома. Мунк в итоге поселяется в Нурстранне, правда, не в одном доме с семьей, а поблизости от нее.

Он тщательно дозирует встречи с Туллой: «К сожалению, сейчас я не могу с тобой встретиться». Он утешает ее тем, что почти не в состоянии общаться даже с сестрой и тетей. «Я, что называется, нелюдим». Тулла в отчаянии шлет ему подарки, в том числе и красивый резной ящичек, который до сих пор можно увидеть в доме Мунка в Осгорстранне.

Все же несколько раз они встречаются. Она пишет:

Спасибо за те прекрасные мгновения, что ты подарил мне вчера. Поговорив с тобой, я снова ощутила волю к жизни – видишь, мое желание встречаться с тобой время от времени нельзя назвать неразумным, хотя ты всегда объясняешь его этой причиной… Да, я очень хочу поцеловать тебя и т. п., но больше всего мне нужно быть рядом с тобой, пусть даже на расстоянии одного метра.

В этом письме она затрагивает тему, к которой Мунк будет постоянно возвращаться как на протяжении их недолгих отношений, так и все последующие годы. По поводу «женщин ее типа» он выражается весьма не рыцарски: «Им обязательно нужно затащить тебя в постель, другого развлечения, другого способа проводить время вместе они просто не признают». Очевидно, что Мунка пугали эротические аппетиты Туллы.

Здесь отчасти сказывается влияние господствующего в то время представления, что во время сексуальной близости растрачиваются силы, которые можно было бы направить на другую деятельность. Мунк разделял это мнение:

Во мне происходила страшная борьба между моей любовью к тебе и моей работой. Физически я не очень силен, но все-таки мне удавалось довольно много работать, потому что все свои силы я направлял на свою работу… А ты слишком женщина, чтобы удовольствоваться половинчатой любовью.

Это уже прямой упрек Тулле. Мунк заходит еще дальше. Он не только обвиняет ее в том, что ее любовь ограничивается физическим влечением и на настоящее, «глубокое чувство» она не способна. Оказывается, отчасти это по ее милости ему постоянно нездоровится и он вынужден бороться с «приступами слабости»:

Мне кажется, что я не тот мужчина, кто мог бы тебя удовлетворить. Ты натура сильная и здоровая, с твоей-то огромной потребностью в любви – я бы сказал даже, любовным голодом… Твои объятия не придают мне сил. Каждый раз я как будто отдаю тебе частичку моих слабых сил – потому-то я и страдаю от изнеможения… Мне очень не хватает того, что я назвал бы сестринской любовью. Я часто испытывал сомнения в твоей любви – мне казалось, что в тебе скорее говорит чувственность.

Неудивительно, что все это вызывает у Туллы новый приступ отчаяния. Не в последнюю очередь потому, что зерно истины в обвинениях по поводу ее «огромной потребности в любви» определенно есть. И она, воспитанная в тех же пуританских правилах, что и Мунк, вынуждена стыдиться своих настоящих желаний. Но все-таки она не сдается и старается снова завязать с ним контакт, в том числе и через Осе Нёррегор.

Однажды вечером Тулла с Мунком случайно столкнулись в кафе Гравесена. Трудно сказать, что же там действительно произошло, но встреча вылилась в бурную сцену, причем в качестве обвиняющей стороны выступала Тулла. «Между нами все кончено. Все закончилось тогда у Гравесена – как ты, наверное, помнишь. Тогда ты разорвала наши отношения», – пишет Мунк несколько недель спустя. Тулла – в полном отчаянии. Детальнейшим образом обсудив ситуацию с Осе, она решает снова уехать из Норвегии, на сей раз в Копенгаген и Берлин. Мунк планировал выставки в Германии, и конечно, уезжая, в глубине души она надеялась, что он приедет следом.

Одной из причин ее решения покинуть Кристианию было и то, что по городу поползли слухи о ее отношениях с Мунком, причем весьма для нее нелестные. Если верить Тулле, Мунк отнюдь не воздерживался от возможности поговорить о ней с другими: «А еще все эти равнодушные люди, с которыми ты говоришь обо мне… Потом они мне это пересказывают – как можешь ты поступать подобным образом?!»

В конце октября Тулла находится в Берлине, от Мунка ни слуху ни духу, и она в отчаянии рассылает повсюду письма и телеграммы. Наконец Мунк передает ей привет – через Осе. В том же письме Осе пишет, что Мунк отказался от планов выставляться в Берлине; для этого ему не хватает сил и здоровья. Вместо этого он собирается в Холменколлен, чуть ли не в санаторий для поправки здоровья.

Тулла окончательно падает духом. Сидя в полном одиночестве в берлинском гостиничном номере, отчаявшаяся, она умоляет Мунка:

Вчера и сегодня я весь день просидела в комнате и слушала, не пришла ли телеграмма от тебя, но теперь сдалась, – наверное, ты не хочешь писать. О, я умоляю тебя, пришли мне письмо или телеграмму. Я тебя очень прошу, доставь мне эту радость – я только о тебе и думаю, и мне все кажется, что ты смертельно болен и устал от всего.

Твоя Тулла

Если я не получу от тебя вестей в субботу или воскресенье, то просто не знаю, что сделаю, – пожалуйста, Эдвард, хотя бы одну телеграмму.

Письма, подобные этому, производили на Мунка сильное впечатление. То, что он никак не реагировал, не значило, что происходящее оставляло его равнодушным. Напротив, мучения Туллы практически лишили его способности работать. Что-то нужно было с этим делать. В Холменколлене Мунк в отчаянии придумывает, как развязать – а точнее, разрубить – этот узел, и поспешно излагает Тулле головокружительный план их обоюдного спасения.

Несмотря на всю сложность отношений и в корне противоположных ожиданий, было и нечто связывавшее Мунка с Туллой глубокой эмоциональной связью – оба они пережили потери близких людей. Отец Туллы умер, когда ей было 6 лет. Возможно, Мунк чувствовал, что ее неудержимый страх потерять его как-то связан с этим детским опытом.

Другая причина, по которой Тулла так держалась за Мунка, была более прозаической, хотя от этого не менее значимой. В определенной степени она расценивала интимные отношения с Мунком как компрометирующие для себя. Осенью 1899 года, то есть когда они уже полгода как были вместе, пусть даже с перерывами на ссоры и разъезды, она спрашивает его в письме: «Скажи мне, как по-твоему, твоя сестра знает о нас?» Прошлой зимой ей удавалось водить мать за нос, однако и та начала о чем-то догадываться, не в последнюю очередь из-за того, что письма Мунка приходили на их домашний адрес на Юзефинсгате, 23. Там же жил и холостой брат Туллы, королевский уполномоченный, – несмотря на такой громкий титул, всего лишь мелкий служащий в министерстве. Есть основания предполагать, что мать обсуждала поведение Туллы с ним, а также и с реальным главой семейства, сыном Альфредом, руководившим после смерти отца виноторговлей.