мамуле помочь было только в радость. Целый вечер только и шикала мне: «сиди!». Не могла на нас с Морозом налюбоваться. Видела в ее глазах умиление. Уже небось нафантазировала себе. Впрочем, невелика беда! У нас это семейное — фантазировать!

Вольер собаки находился за домом и когда я повернулась идти обратно, то уперлась лбом во что-то…

— Варь! — в кого-то. В Петьку. — Ва-рю-ш-ша, — заплетающимся языком протянул.

Подняв голову, заметила что парень и лыка не вяжет. На своих двух еле стоял, нацепил кривую полуулыбку на губы и шатался, аки березка на ветру.

Странно, за столом не заметила, чтобы парень был так пьян. Когда ж его, малохольного, успело так развести?!

— Петька, ты чего? — наивно поинтересовалась, отступая на шаг, но он ловко схватил меня за руки и притянул к себе.

— Варька, ну чем этот мажор лучше меня?! Смазливее, так я для тебя что хочешь… — шептал, прижимая мою голову к своей груди.

— Петь, — попыталась отстраниться, но парень не дал, сильнее к себе прижав. — Петь.

— Варька, хочешь звезду с неба, м? А луну?

— Петь, — уже напористо потребовала, упершись руками ему в плечи.

— Вар…

— Занятно, — раздался голос, отчего я напряглась. — В прошлый раз мне повезло, как думаешь в этот раз тоже прокатит?

— Да, пшел ты-ы, — протянул Петька.

Мне наконец-то удалось оттолкнуть его от себя. Парень пошатнулся и развернулся всем корпусом к Морозову.

Тот, засунув руки в карманы, предостерегающе подвигал челюстью.

— Ты, сопляк, её не достоин! — выплюнул парень.

Я опоздала.

Лицо Пети встретились с кулаком Морозова. Он как дикий зверь, что бросался на всякого. Что за характер такой взбалмошный?!

— Видишь, прокатило, — ехидно усмехнувшись прошипел, держа Петра за рубаху.

Тот улыбнулся разбитой губой. Казалось, этим двоим было что-то известно чего не было мне.

— Ах ты, сучок малолетний, — прорычал Петя, а после прижал Морозова к стене дома.

— Петя! Хватит! Илья! — паника накрыла меня с головой.

Схватила Петю за рубашку, но тот только отмахнулся, как от надоедливой мухи. Парни меня не слышали. Они принялись мутузить друг друга.

Ругательства, возня, мой крик…

После толпа…

Женщины «охали» и «ахали», мужики разнимали норовливых юнцов, а я, закрыв глаза руками, тихо плакала.

— Вы чего это устроили, обормоты?! — гаркнул Саныч. — Харе мне, Варьку пугать! Не то не посмотрю, что гости! Вмажу, что мало не покажется! — помахал кулаком в воздухе, броня двух сорванцов.

Морозов сплюнул себе под ноги кровь. На скуле виднелся синяк, волосы всклокочены, глаза бешеные, а кулаки готовые к атаке. Да и Петька не лучше. Своим фонарем под глазом весь двор освещал.

— Паршивец, быстро домой! — гаркнула мама Петра, а сама стыдливо голову опускала. — Вы уж простите нас… Дурной характер, чтоб его!

— Ой, — махнула рукой моя мама, между тем гладя меня успокаивающе по голове, — мужики, что с них взять. Им бы только кулаками помахать, что наши что ли по-молодости не воевали?!

— Еще как! В отца такой, непутевый! Тот тоже все по селу моих женихов гонял.

Петю родители увели домой. Тот что-то еще кричал Морозову, впрочем, и Илья тоже не отмалчивался. Однако, я уже не слышала эти словесные баталии.

Мама завела меня в дом, водички налила, по голове погладила, сказала: «дело молодое», подмигнула и отправила в ванную приводить себя в порядок.

Тушь растеклась, тени поплыли, щеки раскраснелись. Да уж, видок у меня тот еще! Умывшись, еще долго стояла, смотря в зеркало.

— Малая, — постучали в дверь.

От неожиданности вздрогнула и с шумом выдохнула. Сперва злая была, что в доме моем устроил балаган. А сейчас осталась только усталость. Ранний подъем, долгая дорога, вино, что несколько разморило. Мне-то уж точно было не до разборок.

— Варь, — голос виноватый, а сам скребся в дверь.

— Чего тебе, Морозов?

— Прости, а?!

— Мне твое «прости», Морозов, уже поперек горла стоит! — просипела и дверь открыла.

Морозов мило лыбился, блистая своими ямочками. Но на его задабривающую улыбку не обратила и толику внимания, а вот на подбитую скулу и разбитую губу еще как.

— Заходи, — приказала.

Зашел, к раковине прислонился, руки на груди сложил, а улыбаться не перестал.

— Волновалась за меня? — плутовато ухмыльнувшись, поинтересовался.

— Вот еще, нужен ты мне триста лет и три года!

В шкафу нашла аптечку, дала в руки перекись и ватку.

— Сам справишься не маленький! — отрезала и удалилась, хлопнув дверью.

* * *

— Доця, может, останетесь?! Куда поедете-то на ночь глядя? Заблудитесь еще… Лучше, завтра пораньше проснетесь и в путь дорогу…

Мама дело глаголила. На улице стемнело, похолодало, да и я устала, как собака.

Зыркнула на Илью, а тот на меня. На мою вопросительно изогнутую бровь пожал плечами, давая мне вольную.

— Хорошо, мам. Что-то и правда сил нет никаких.

Родительница радостно улыбнулась. А Саныч показал Илье палец вверх. Они вообще, похоже, нашли общий язык. На этом и порешали.

— Ты там сильно не налегай, тебе завтра на работу! — уже складывая посуду в сервант, забухтела Ольга Николаева.

Морозов с папкой уже под бутылочку горючего вели задушевные беседы.

— Ну, а че нет?! Все равно ж остаемся, — отозвался охотно на предложение Саныча Илья, когда тот любезно предложил по рюмашке. Мало того, что буйный, так еще и алкаш, едрит мадрид!

Вот мама и, насупившись, кружила вокруг них, как коршун. И не от вредности, а оттого что у Саныча сердце хворало. Вот и волновалась, мамка.

— Оленька, мы ж по чуть-чуть, — уже навеселе пролепетал Саныч. Мама горестно вздохнула, махнула рукой и почапала на второй этаж.

— Варь, — позже спросила она меня, когда мужики на улицу вышли. Папа покурить, а Морозов, как всегда, за компанию, — я Илюше в комнате для гостей постелила, а тебе в твоей.

Это меня устраивало. Морозов сегодня был падок на сюрпризы. Кто знает, что в его нездоровую голову еще взбредет?!

Когда часы показали десять мужики все еще трапезничали и мы с мамой, оставив тщетные попытки положить их спать, отчалили сами.

— Мама тебе постелила в гостевой. Первая дверь от лестницы, — напоследок сказала Илье, — спокойной ночи.

Уснула моментально. Только глазки закрыла и унеслась. А там…. Никакого облезлого Морозова, никакого Петьки. Все полянки да цветочки кругом. Солнышко светило, птички пели и я счастливая кружилась… Кружилась, покуда холодно ногам не стало. Падать куда-то начала… Дернулась и глаза распахнула.

— Морозов, — рыкнула, чувствуя как кто-то ужиком под бочок мостился.

— Тише ты! Родителей разбудишь, — шикнул и под одеяло мое юркнул.

— Ты комнаты перепутал.

— Я знаю, — зевнул, а голос, на удивление, не такой уж и пьяный. Обычный. Да и одеколоном засранец пах.