— Отличная мысль, государь, — решительно поддержал Черевин. — К тому же, англичане десять раз подумают, надо ли трогать личного художника императора…

Александр только усмехнулся, — жёстко, недобро.

— Насчёт «подумают», — это вряд ли. Если уж осмелились поднять руку и на самого императора…

Глава девятнадцатая

Яхта «Держава», построенная при покойном императоре Александре Втором, справедливо считалась чудом роскоши и комфорта.

Что ж такого, скажете вы, на то и царский корабль. Так-то оно так… И всё же мало кто из европейских монархов мог позволить себе яхту с двумя паровыми машинами и тремя палубами; с обшивкой из гондурасского красного дерева и экипажем более чем из двухсот человек; с паркетным полом салонов, гостиных, кают-компании; с серебряными и фарфоровыми сервизами изумительной красоты… Описывать великолепие «Державы» можно долго, она прекрасна — придворный архитектор покойного императора и признанный мастер интерьера Ипполит Монигетти вложил в её оформление всю душу.

Под стать и общество. Отправляясь рыбачить на любимые финские озёра, Александр брал с собой на яхту не только жену и детей, но также избранных придворных, министров, дипломатов. Одни были ему просто приятны и составляли компанию, с другими он продолжал работать даже на отдыхе, — обсуждал государственные планы, изучал представленные документы или готовил решения по вопросам первостепенной важности. Сопровождать императора в морском путешествии считалось большой честью.

Сергею, как мы уже знаем, эта честь выпала нежданно-негаданно. И, получив приглашение от министерства двора, он здорово удивился бы, если б накануне не пришло письмо от Черевина. Генерал коротко сообщал, что император хочет заказать Белозёрову свой портрет, звал вместе добраться на яхту в Кронштадт и обещал по дороге прояснить ситуацию.

Написать портрет Александра Сергей мечтал давно, причём финансовой или карьерной корысти в этом желании не было. Ничего подобного! Император был интересен художнику не просто как самодержец, а как великий человек с ясным умом и несгибаемой волей, растворивший себя в интересах России, кующий промышленную и военную мощь державы, которой сам Бог велел стать одной из ведущих в Европе. В другое время Сергей был бы счастлив, что мечта сбывается. Но сейчас он отправлялся в плавание на царской яхте с тяжёлым сердцем.

Второго дня из Кисловодска наконец вернулась Настенька с детьми и Авдотьей Семёновной. Господи, как он соскучился по ним… Не было сейчас иного желания, как быть с женой, играть с Сашей и Костиком, даже слушать ворчание бабушки. Настенька ласково упрекала, что за полтора месяца, которые они провели на водах, Сергей похудел и осунулся. Кухарка Фрося божилась, что она здесь ни при чём, — Сергей Васильевич, вот-те крест, во всякую пору был надлежащим образом накормлен и напоен. А вот работать ему надо бы поменьше, всех денег не заработаешь… Рассеянно слушая домашние разговоры, Сергей мучительно размышлял, как сказать Насте об опасности, которая, вполне возможно, затаилась где-то рядом, о необходимости жить (и, вероятно, долгое время) под полицейской охраной… В мужестве жены он не сомневался, однако изводила мысль, что по его невольной вине над самыми дорогими людьми нависла угроза. О себе он не думал.

Против ожидания, Настенька выслушала короткий рассказ мужа почти спокойно. Само собой, в подробности Сергей не вдавался, — лишь сообщил, что, выполняя порученное государево дело, нажил могущественных врагов, и теперь его и семью в ближайшие месяцы будут охранять. Прошедшая бок о бок с мужем гатчинское дело, Настенька ничего не выпытывала. Сказала только, что ещё на вокзале заметила двух людей, ненавязчиво, на расстоянии, сопровождавших их. Думала, — показалось. А оно вон что…

— Ты не бойся, — говорил Сергей, обнимая жену. — Всё будет хорошо, вот увидишь. Может, и нет никакой опасности. Просто Черевин за меня переживает и решил подстраховаться, — распорядился насчёт охраны…

— Черевин зря переживать не будет, — откликнулась не по годам мудрая жена, знавшая Петра Александровича. — Горе ты моё луковое! Одного оставить нельзя, непременно в историю угодишь…

Хорошо, что в спальне было темно, и Настенька не видела краски стыда, залившей лицо мужа. Впрочем, на этом мягком упрёке разговор и закончился. А потом… ну, что потом… Дело молодое, и не виделись они, считай, шесть недель…

И всё же смутно было на душе у нашего художника, ох, смутно. Будь хоть малейшая возможность остаться дома, вместе с семьёй, он бы так и сделал. Но разве можно отказаться от высочайшего приглашения? Всегда спокойная Настенька восторженно всплеснула руками, узнав о чести, оказанной мужу, и кинулась собирать ему вещи в дорогу. Авдотья Семёновна, — та просто расплакалась от радости. Уж кто-кто, а вдова царского егеря хорошо знала, чего стоят подобное приглашение и близость к самодержцу.

Общество, собравшееся на яхте, являло собой маленький замкнутый мирок, тем не менее, живущий по придворным законам и этикету. Жить по-другому сановно-чиновная рать просто не умела. Нельзя сказать, что для Сергея великосветские порядки были в новинку, — в последние годы, часто рисуя аристократические портреты, он много общался с представителями имперской знати. Оставив вещи в отведённой каюте, он поднялся на палубу и убедился, что здесь немало знакомых. Граф и графиня Адлерберг, баронесса Аксакова с мужем, князья Барятинский и Оболенский…

Мужчины в солидных пальто тонкого сукна и дамы в меховых накидках чинно прогуливались по палубе отплывшей яхты. Среди изысканных нарядов изредка мелькали чёрные двубортные шинели морских офицеров. Стулья и столики, плетённые из корабельных канатов, были заняты публикой с фужерами и рюмками. Под белым парусиновым тентом гремел духовой оркестр, исполняя бодрые марши. На борту «Державы» царила атмосфера праздника, подогретая лучами апрельского солнца, — погода разгулялась, щедро даря весеннее тепло.

Облокотившись о перила и глядя на удаляющийся Кронштадт, Сергей невесело обдумывал сведения, которые Черевин сообщил по пути на яхту.

Итак, народоволец Калюжный…

Негодяй Фитч взял в подручные другого отпетого негодяя. Каждый из них опасен сам по себе, в связке же их опасность возрастает кратно. О том, что резиденту ассистирует кто-то из народовольцев, догадаться было нетрудно, — связь русской революционной общины в Лондоне с английской разведкой секретом не являлась. И невероятный цинизм британского посольства со времён гибели Павла Первого тоже не в новинку. Тогда, правда, для убийства российского императора был куплен цвет гвардии и дворянства, а теперь покушение на Александра готовилось руками террориста-разночинца…

Черевин показал Сергею портрет Калюжного, сделанный несколько лет назад по описанию арестованных народовольцев. С пожелтевшей от времени бумаги смотрел угрюмый, довольно молодой человек с невыразительными чертами худого лица и холодным взглядом исподлобья. Человек как человек, без особых примет, мимо