Я сижу молча несколько секунд, потом переспрашиваю:

— В джунглях?

— Я так и сказала, разве нет?

— Вы имеете в виду — в Африке?

Она закатывает глаза:

— Я гарантирую, что не имею в виду Оксфордскую площадь!

— А это произошло, случайно, не в Судане?

— Зачем вы спрашиваете, если вы и так все знаете?

— Как прошли раскопки?

Она откидывает голову назад:

— Без понятия! Честно говоря, я никогда об этом не задумывалась. А если точнее, плевать я на это хотела! Перед смертью он написал мне письмо. Прощальное письмо, как потом выяснилось.

Она щелкает пальцами. Домоправительница, стоявшая до этого в углу подобно неподвижной толстенной статуе Будды, пробуждается к жизни, открывает шкатулку и подносит хозяйке коробочку. Внутри коробочки лежат пять листков, исписанных от руки и связанных черной шелковой лентой. Миссис де Витт развязывает узелок и протягивает хрупкие листки мне.

Я медлю.

— Читайте! — командует она.

У Нила в Южном Судане

Понедельник, 14 августа 1978 г.

Моя дорогая Джоси!

Какое невезение! По дороге от лагеря, где стоят наши палатки, к месту раскопок я был неосторожен (пожалуйста, не надо комментариев!), споткнулся о корень и упал с крутого склона из камней и глины. Не пугайся, дорогая. Падение было неопасным. Но я зашиб немного коленку, а острый камень поцарапал руку. Выступила кровь, но наш бой перевязал рану и помог мне добраться до лагеря. Тут оказалось, что мы не можем найти нашу аптечку. До чего характерно! Мак-Маллин приказал мне побыть сегодня в палатке, чтобы царапина заросла. Рана не очень глубокая, и я думаю, что необходимость зашивать ее не появится.

Но в этом происшествии есть кое-что хорошее: я сижу в палатке и скучаю, так что у меня — наконец-то! — появилась возможность написать тебе несколько строк. Да-дa-да, я прекрасно знаю, что следовало написать давно, но Мак-Маллин — не тот человек, который считает свободное время и отдых благом для человечества…

Здесь гораздо жарче, чем я предполагал. Если честно, то жара невыносима. Но хуже всего влажность, которая приклеивается к человеку, как расплавленная краска. А еще есть насекомые, да-да! (Но так как ты очень сердечно относишься к насекомым, я не буду говорить, какие они большие — огромные!!!! — здоровенные!!!!!!!!! — или же где мы их находим: в постели! В обуви! В одежде!)

Мы уже очень далеко (или глубоко, хи-хи-хи) продвинулись с нашими раскопками. Не буду утомлять тебя профессиональными разговорами, я знаю, что тебе это кажется совершенно неинтересным, но дело обстоит так: мы ищем следы, оставшиеся от персидского похода. Не знаю, сколько раз я говорил Мак-Маллину, что ларец никогда не был у персов. Что иоанниты, скорее всего, спрятали его у октагона в своем монастыре в Норвегии. Но никто меня не захотел выслушать. Один только Биргер. Мир праху его…

Упс, принесли обед! Позже продолжу, мой пупсик!

Ночью

Сейчас половина второго (ночи!!!), не могу уснуть, снаружи темнота, чужие звуки и резкие запахи.

Африканская ночь имеет в себе что-то такое, чего я никогда не встречал на родине. Кажется, что она шепчет тебе, будто что-то рождается. Я говорю не о животных и насекомых, а о чем-то, что несравненно больше по размеру. Прости меня за сантименты.

По-моему, у меня жар.

Меня знобит, хотя сейчас здесь в палатке как минимум 35 градусов. А влаги — как в проклятой теплице.

Рана на руке ужасно болит. Черт, черт, черт… Попробую заснуть. Мне тебя не хватает, дружок! Чмок, чмок!

Вторник

Произошло то, чего я боялся. У меня поднялась температура. Как ты думаешь, в эту чертову царапину попала инфекция?

Не переживай, Джоси! Мак-Маллин решил отправить меня в деревню, где есть больница. На это потребуется один день передвижения пешком и еще один день на джипе. Надо честно признать: я чертовски боюсь!

Вечером во вторник

Целый день я лежал на носилках, как ломоть датской ветчины. Восемь человек попеременно несли меня. Все аборигены. Они болтали и смеялись друг над другом. А я ничего не понимаю в их разговорах. К счастью, Мак-Маллин послал также двух англичан, Джакоба и Кеннеди. Они составляют мне компанию. Но на этой жаре нет никаких сил для разговоров! Жара и влажность — невыносимые. Джунгли — густые, полные испарений. Многие мили отделяют меня от ближайшего моря, но у меня морская болезнь.

Вечером в среду

Я должен тебе кое-что рассказать, Джоси. Моя рана стала испускать запах. Сначала я думал, что это от пота. Но потом остальные тоже начали замечать это, а когда сняли повязку, пошла такая вонь, как будто от ядовитого облака. Не знаю, этот запах идет от бактериальной инфекции или в ране развилась гангрена. Я боюсь самого худшего. Если говорить правду, то я чувствую себя ужасно плохо. Днем меня стало тошнить. Но мы, к счастью, добрались до автомобилей. Ранее мы предполагали разбить на ночь лагерь. Но мои спутники решили, что надо немедленно отправляться в путь. Хотя ехать по этим дорогам среди черной ночи — все равно что ехать по преисподней. Я могу только уважать их самопожертвование.

Заканчиваю, сейчас поедем!

Вечером в четверг

Какая ночь! Расскажу тебе, когда вернусь домой.

Когда наконец прибыли утром в больницу, там поднялся переполох. Мне кажется, что у них никогда еще не было белого пациента. Это хорошо — они будут ухаживать за мной, как за богом, который вдруг спустился к ним с небес.

Сейчас ожидаем врача. Он в деревне в нескольких милях отсюда. О боже, я взвинчен, Джоси! Вонь — ужасная. Видимо, это гангрена. Но мы, к счастью, приехали рано.

Чувствую себя совсем плохо.

Вечером в пятницу

О, Джоси, Джоси, Джоси!!! Должен сообщить тебе ужасную вещь! Будь храброй девочкой, обещаешь?

Мне отрезали руку, Джоси!

Слышишь? Они ампутировали мою руку! О боже! Когда я смотрю влево, я вижу обрубок с кровавым бинтом! Действительно это была гангрена, как я и боялся! О, Джоси!!

К счастью, боли не такие сильные, как можно было ожидать, но меня все время тошнит! Меня напичкали морфием!

Мне очень неприятно, что я вынужден сообщить тебе это вот таким образом!

Домой к тебе вернется инвалид! Мне надо было послушаться тебя и остаться дома!

Больше не в состоянии писать!

Ночью

Тоскую по тебе! Не могу уснуть.

Очень больно.

Холодная как лед.

Суббота