«Никогда еще отношения между христианским Западом и Востоком не пребывали в таком прохладном состоянии, как в 1085 г., в год смерти Григория»[624]. Преемник Папы Григория VII — Виктор II пребывал на престоле всего год (1086–1087 гг.), так что при нем не произошло каких либо изменений. И лишь с восшествием Одо де Шатильона (Урбана II) на кафедру Св. Петра (1087 г.), в отношениях между Римским престолом и Ромейской державой возобновился поиск диалога.

В сентябре 1089 г., на соборе в Мельфи, Урбан II снял отлучение с императора Алексея I Комнина, после чего направил в Константинополь посольство, во главе с епископом Реджо — Гильомом и Николаем, аббатом греческого монастыря Гроттаферрата. Император Алексей, в свою очередь, созвал в Константинополе синод (1090 г.) под председательством Вселенского Патриарха Николая III Грамматика. Собравшиеся архиереи, во главе с Вселенским Патриархом, признали, что имя Папы Римского было вычеркнуто из константинопольских диптихов «по небрежению» прежнего Патриарха Сергия II (1001–1019 гг.), а не в силу неких канонических мотивов. Также синод подтвердил право латинских церквей Константинополя (закрытых василевсом в 1081 г.) свободно совершать богослужение по собственному обряду[625]. Решения собора в Мельфи (1089 г.) и константинопольского синода (1090 г.) ознаменовали резкие, положительные перемены в отношениях Рима и Константинополя. В последующие годы Урбан II продолжал поддерживать дружественную переписку с василевсом. В марте 1095 г. послы императора Алексея прибыли на собор Римской Церкви в Пьяченце, где передали понтифику просьбу о помощи против господствовавших в Малой Азии сельджуков[626]. Реакция Урбана II хорошо известна — проповедь понтифика на соборе в Клермоне, осенью того же года, положила начало эпохе крестовых походов. Вновь подчеркнем, что, исходя из всех пяти переложений Клермонской проповеди, так и из предшествующих деяний Папы Урбана II, неизбежно складывается ощущение, что провозглашенное «вооруженное паломничество» должно было стать именно примером братской помощи латинских христиан «братьям, живущим на Востоке», ознаменованием новой эпохи христианского единства.

Армии крестоносцев и их путь к Константинополю

Понтифик явно недооценил масштабы провозглашенного им движения. Помимо армии провансальских феодалов, собранной по благословению Урбана II и переданной под командование графа Раймонда Сен-Жилльского и папского легата — епископа Адемара Монтейльского, в поход выступили еще три армии, принявшие крест в других регионах латинского (преимущественно — франкоязычного) Запада, без «особого приглашения» со стороны Апостольского престола. Речь идет, естественно, о лотарингской армии герцога Готфрида Бульонского, об итало-нормандцах, покинувших Сицилию и Южную Италию под командованием Боэмунда Тарентского, и о многочисленных контингентах из северной и центральной Франции, шедших под началом графа Этьена II Блуасского, герцога Роберта II Нормандского, графов Роберта II Фландрского и Гуго Вермандуа[627]. Не был принят во внимание и комплекс лингвистических и, самое главное, культурных различий между восточными и западными чадами «Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви». Могли ромейский василевс или даже римский понтифик требовать самоотверженной помощи и полного понимания со стороны изможденных долгими переходами латинских христиан, которые, со времен своего вступления в Южную Италию и на Балканы столкнулись с совершенно иными, православными «братьями», не разделявшими ни их языка, ни культуры, ни даже общего богослужения?

Этот комплекс противоречий привел к целой череде столкновений между «паломниками» и ромеями. В данном случае мы даже не будем говорить о недисциплинированных скопищах Петра Пустынника и Вальтера Голяка, это слишком далеко уведет нас от темы нашего исследования. Однако нельзя не сказать о том, что три из четырех армий Первого крестового похода вступали в открытые сражения с ромейскими войсками и имперскими наемниками-печенегами. Весной 1097 г. Готфрид Бульонский и его брат Бодуэн разорили окрестности Константинополя и даже пытались штурмом взять сам город. Апофеозом этих боев стал штурм стен у Влахернского дворца, в Великий четверг, и последующее сражение с контратаковавшими ромейскими войсками, в Страстную пятницу; оба столкновения закончились полным поражением крестоносцев, а на Пасху Готфрид, его братья и бароны принесли оммаж василевсу[628]. Арьергард итало-нормандской армии Боэмунда Тарентского ввязался в полномасштабное сражение с императорскими наемниками-печенегами при переправе через реку Вардар; битва завершилась решительной атакой нормандских рыцарей (которых вел племянник Боэмунда — Танкред) и победой крестоносцев[629]. Наконец, провансальская армия графа Раймонда Сен-Жилльского дотла разорила византийский город Роццу, после чего вступила в кровопролитное сражение с ромеями близ Родосто, завершившееся поражением крестоносцев[630]. Нельзя не отметить, что эти первые столкновения служили первым опытом «восточных» сражений и византийской дипломатии для тех участников крестового похода, которые впоследствии стали первыми франкскими государями в Сирии[631].

«Константинопольский оммаж» и союз крестоносцев с империей

Так или иначе, невзирая на открытые столкновения ромеев с крестоносцами и все последующие осложнения, стремления Папы Урбана II к укреплению братского союза кафолических христиан Востока и Запада, казалось бы, увенчались успехом. Эти устремления понтифика обрели явственное воплощение в том соглашении, которое вожди Первого крестового похода заключили с императором Алексеем I Комниным в Константинополе, прежде чем пересечь Босфор. К концу весны 1097 г. все вожди Первого крестового похода принесли оммаж василевсу ромеев, обязуясь возвратить ему все отвоеванные города и земли, принадлежавшие империи до сельджукских завоеваний[632]. Анна Комнина оставила подробное описание клятвы герцога Готфрида Бульонского, что позволяет нам составить представление об обязательствах вождей крестового похода перед империей. По словам Анны, Готфрид поклялся в том, что «все города и земли, а также крепости, которыми он овладеет и которые прежде принадлежали Ромейской империи, он передаст под начало того, кто будет назначен императором»[633]. Аналогичные клятвы, во время череды торжественных церемоний в Большом императорском дворце и Влахернах принесли и другие предводители крестоносного войска. И несмотря на то, что многие крестоносцы роптали на это соглашение[634], оно вполне соответствовало курсу, намеченному Папой Урбаном II[635], и принесло значительные выгоды как крестоносцам, так и империи. Ромейская держава оказала полномасштабную военную и экономическую поддержку «вооруженному паломничеству».

Армию крестоносцев, во время перехода через Малую Азию, сопровождал контингент ромейских войск под командованием одного из ближайших соратников Алексея I Комнина, протопроедра Татикия[636]. Ромейский флот поставлял крестоносцам провиант, что было с благодарностью отмечено даже известным своими антивизантийскими настроениями Раулем Канским: «Сирия, Киликия, Родос, необычайно богатый Кипр, некоторые острова и некоторые царства помогали армии. Однако этого было явно недостаточно, несмотря на то, что Хиос, Самос, Крит, Митилена и бесчисленные прочие острова, менее прославленные, прилагали свои усилия. Герольд императора Алексея (т. е. Татикий. — С. Б.) находился там же, призывая народы доставлять зерно по суше и по морю»[637].