папаше, круглое, довольное лицо льерда Бильера расплылось масляным блином, став ещё круглее и довольнее.

— Знаю… Вот этим порадовала, дочь! — замурчал он, вмиг напомнив этим мурчанием Ланнфелю ненавистного Масика, обожравшегося вареной рыбы, либо жирной сметаны — И ты, Диньер, сынок! Радуете меня, дети. Выходит, не впустую жизнь живу. Вот…

Всем своим объемистым корпусом обернувшись к сыновьям, заколыхав животом и двумя подбородками разом, выпалил торжественно:

— Берите пример, обалдуи! Благодаря Эмми, у меня скоро внук появится. А вы так и проходите, аки пустоцветы бесполезные болтаясь по Миру…

На эту жаркую тираду «бесполезные пустоцветы» ответили лишь молчанием, да кривыми полуулыбками.

— Всему своё время, отец, — примиряюще мягко произнес Ланнфель — Мы тоже так быстро не ждали. Однако, это уж так угодно Богам. Всему их воля.

В остальном, визит прошел мирно.

Праздничный стол был, как всегда, обильным и сытным, беседы задушевными и, если б не мысли о предстоящем визите в Ракуэн, то вольника не беспокоило бы вообще ничего.

Как везти туда Серебрянку? Не надо бы. Ни к чему ей теперь свидания с Саццифиром, неизвестно чего желающим получить от встречи с ней… Зачем вот зовет «с супругой»? Так и написал бы — «приезжай один», так ведь нет. «С супругой». Для чего⁈ Вольнику известно было прекрасно, что Ракуэнский Маг без личной выгоды даже зад не почешет, не то, чтобы что — то…

Хотя… Взял же Саццифир его, Ланнфеля, когда — то в Академию? За минимальную оплату, без которой вполне мог и обойтись, не занимая ценное, ученическое место полунищим провинциалом. Но, тем не менее принял и провинциала того, и его невеликие злотки. С трудом накопленные, собранные с поденных подработок в Призоне, Громмане, а также в других ближних городах и поселках.

Знал Саццифир, наверное, какими потАми добыт холщовый, туго набитый злотками мешочек в руках несуразно длинного, худого, смурного, плохо одетого парня со злым, зеленым взглядом? Знал, не мог не знать.

Поэтому, вероятно, и сказал тогда, после блестяще пройденной будущим учеником «Линейки Испытаний»:

— Ладно. Принят. По столько же ежемесячно, льерд Ланнфель. Если будут какие — то затруднения с финансами, незамедлительно сообщите мне. На этот случай вам будет предлагаться отработка. Такой формы оплаты здесь, в Ракуэне, правда не предусмотрено. Однако же, именно для вас я сделаю исключение. Вы хорошо показали себя на Линейке. Даже, хм… слишком. Думаю, из вас выйдет толк.

Так может быть, и Саццифиру не чужды иногда жалость, сострадание и прочие чувства, простые и человеческие? Ведь вот и в Академию принял, и потом помог. Вряд ли Ракуэнский Владелец видел тогда Диньерову, Вторую Суть. Если уж сам Диньер о ней ничего не знал! Просто из проснувшегося вдруг сопереживания помогал? А что? Разве не может быть такого? Может, наверное? В жизни ведь чего только не бывает…

Принял. И помог, да. Только вот отчего — то Ланнфель, оказавшись в Каземате и избавившись от ненавязчивой, своеобразной опеки Учителя на целых двенадцать лет, все эти годы ощущал себя свободнее, чем под надежным, железным крылышком Ракуэнского Мага? Да и потом, вольнику дышалось спокойно от знания того, что Учитель, скорее всего, забыл о нём, сбросив со счетов проштрафившегося, оступившегося ученика…

Ведь так всё шло ровно и хорошо!

Освобождение. Великолепная, выгодная женитьба! Вернувшиеся Имя и Дом.

Семья, которой никогда не было.

Эмелина… Единственная. Родная. Завоеванная. Обретенная…

Новый, неизвестный, крошечный пока комочек жизни, поселившийся в её страстно желанном, любимом теле.

Вот и более не надо бы ничего!

«Дурочка, — в который раз подосадовал Ланнфель — Ну на кой ляд писала в Ракуэн?»

И верно, дурочка. Маленькая и наивная. Мало ей призрака Ланнфеля — Старшего, сидящего теперь в запертой досками большой купальне? Мало, ей ещё и призраки Диньерова прошлого понадобились.

Оставить всё же её здесь, в Бильер, у папаши?

Ну нет уж. Ведь точно, не успеет льерд Ланнфель выехать из ворот, как льерда Ланнфель тут же на кожаном отростке Твареныша Ригза завертится. Обратно вернувшись, Диньер даже в дом войти не сможет, зацепившись за притолоку красивыми, ветвистыми, крепкими рогами.

«Ладно, — решил про себя вольник — Как приедем, в постоялом дворе её оставлю. Сам схожу, один.»

От этого решения стало хоть немного, но легче. Льерд Ланнфель даже лицом просветлел, тут же с готовностью возобновив застольную беседу с братьями и папашей.

— Чего мрачный такой? — вполголоса спросила супруга, подложив ему в тарелку жаренного мяса — Диньер, ничего не случилось? Ешь, пожалуйста. А то только пьешь, какой уже кувшин дуешь… Хватит, закуси лучше.

— Бабам слова не давали, — весело отрезал вольник — Масику своему указывай. Вот послушай лучше, что отец говорит.

А папаша и верно, рассказывал нечто приятное:

— Подарок вам делаю, дети. Вам и будущему внуку. Купил, как получил от Эмми весточку. Сам, лично в Призон ездил заказывать. Сразу не сказал, вот сейчас говорю. Новый экипаж, этот… из модных. Здоровенный, кожаный. Лавки откидные, столик и ещё какая — то бредятина. В последние дни праздников должны пригнать. Диньер, сынок! Прямо тебе, в Ланнфель привезут. И лошадь ещё одну надо вам. Да!

— Ой, папенька! — взвизгнула Эмелина, кинувшись отцу на шею, и опрокинув стакан с вином на скатерть — Любименький мой папашенька!

Льерд Бильер отделался довольным смехом и покровительственным похлопыванием по дочериной спине.

— Отец, — разулыбался Ланнфель — Уж лошадь — то я и сам куплю. Благодарен! Весьма благодарен…

У папаши супруги задержались на пару дней.

Вернувшись домой, провели остаток праздников в тишине и спокойствии, отчего — то стараясь предстоящую поездку в Ракуэн не обсуждать. Молча, даже казалось, как — то тайно, словно к побегу, готовились к ней. Не сказав друг другу и пары фраз, понимали, однако, что путешествие то тяготит их обоих…

Новый, модный экипаж, доставленный в Ланнфель двумя бородатыми, похожими на лесорубов поверенными, оказался и впрямь, великолепен! Размером он намного превосходил старенького собрата, отдыхающего теперь под навесом, а уж обустройством и вовсе превзошел даже самые смелые Эмелинины предположения.

— Дируонская кожа, льерды, — забубнил один из «лесорубов» — Вот, извольте поглядеть.

Полоснув край блестящего, черного полога здоровенным, острым ножом, обернулся к вольнику:

— А? Каково, а? Ни царапины. Топор не берет, только специальный нож её режет. Мороз, ветер не пускает внутрь. Дерево особое, корская «моренка». Внутренность из неё же, и такой же кожей всё отделано. Ну, бархат для мягкости, это само собой. Полозья легко меняются на колеса. Колеса там, сзади прицеплены… Так как, льерды? Довольны?

А то как же не быть довольным? Особенно радовалась Эмелина, вдоль и поперек излазившая новый транспорт и даже успевшая посидеть на высоком облучке.

— Слезай оттуда, Эмми, — проворчал Ланнфель —