Делия снова покачала головой.

Руфус Тоул прижал правую ладонь с растопыренными пальцами к груди.

Войдя в дом, он не сказал, как обычно: «Хвала Господу!», и речь его казалась такой же неуверенной и непривычной, как и все движения и выражение бледного лица.

Мне нельзя много говорить, прохрипел он. — Я чувствую, как при каждом вздохе, внутри, льется кровь… Я ранен… В меня стреляли… Я заткнул рану носовым платком, чтобы кровь не выплескивалась наружу… Если я умру… Где ваша сестра?

— Ее нет дома, — повторила, холодея от ужаса, Делия.

Горящие религиозным фанатизмом глаза священника впились в лицо девушки.

— Могу ли я довериться вам? Вы признаете карающую десницу человека?

— Кто… — начала Делия и на мгновение запнулась. — Кто стрелял в вас?

Вы признаете карающую десницу человека, дитя мое? — снова спросил он, игнорируя ее вопрос. — Я, кажется, умираю, ответьте мне.

Это была одна из тех проблем, над которыми Делия много размышляла в тюрьме, и, очевидно, она решила ее для себя окончательно и бесповоротно, потому что ответила без колебаний:

— Я не признаю карающую десницу человека. Но если вы ранены… Я должна…

— Подождите! — Его голос и глаза удержали ее на кушетке. — Сперва о главном, потом все остальное. Вы должны узнать правду… Если я смогу… — Гримаса боли исказила лицо Руфуса Тоула; он медленно, с трудом стал втягивать воздух, но на середине задержал дыхание. — Я намеревался когда-нибудь рассказать вам… вам и вашей сестре, стоя на коленях перед алтарем… как с вашей матерью.

И вот теперь без святой молитвы… я умоляю вас: полагайтесь на Провидение. Факты неопровержимы, но пусть Господь направляет ваши помыслы и поступки!

— Какие факты?

— О вашем отце. Упокой, Господи, его душу. Он не был набожным человеком, но очень порядочным и добрым. Когда он отправился в роковую поездку два года тому назад, то имел при себе большую сумму мирских и немного Христовых денег от меня.

Они принадлежали церкви. Я вручил ему десять двадцатидолларовых банкнотов, и на каждом в уголке вывел чернилами две буквы: «Р.Т.» Ваш отец обещал передать их достойному старателю с условием, что найденные им в горах сокровища поступят в мою церковь во славу Господа нашего, сотворившего и эти горы, и все сокровища земли. Но его убили и забрали все деньги: и мирские и Божьи.

Руфус Тоул замолчал, чтобы перевести дух, ладонью он по-прежнему зажимал рану на груди, губы у него вздрагивали.

— Деньги взял у вашего отца тот, кто убил его, — возобновил рассказ смертельно раненный священник. — Я никогда никому не говорил о Божьих деньгах: не хотел подливать масла в огонь людской ненависти. Но я всего лишь слабый человек. Мне не часто приходится видеть двадцатидолларовые купюры: ведь жертвуют обычно более мелкие деньги.

И когда мне попадается двадцатидолларовый банкнот, я осматриваю его со всех сторон. И вот однажды, к моему ужасу, увидел у себя в руках одну из тех купюр, которые дал вашему отцу. На ней в уголке стояли упомянутые две буквы, которые я собственноручно написал за двадцать один месяц до этого. И я точно знал, от кого получил ее. Учитывая все обстоятельства, не могло быть никаких… сомнений.

Руфус Тоул опять замолчал, ему становилось все труднее дышать, и по его лицу было видно, каких усилий ему стоило продолжать разговор. Теперь он зажимал рану на груди уже обеими руками.

— Мне… нужно закончить… Кровь внутри… душит меня. Банкнот взяли у меня… там, где ранили меня… пока я лежал, притворившись мертвым… чтобы спастись от верной смерти. — Он порывисто дышал, ловя открытым ртом воздух и раскачиваясь в кресле. Парализованная ужасом, Делия не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой. — Хвала Господу! — прошептал священник горячо. — Я должен передать вам… миссию, возложенную на меня Всевышним! Я сейчас закончу!

Виновный должен раскаяться и принять наказание, но не от человека, а от Господа нашего! Обратитесь… к Богу! Помоги мне, Господи! — Локти Руфуса Тоула соскользнули с ручки кресла, и он начал заваливаться набок. — Хвала Господу! — прохрипел он и замер, перегнувшись через подлокотник, как недавно Дан Джексон; руки священника безжизненно свисали почти до самого пола.

— Нет! — закричала Делия. — Нет! — Не спуская глаз с мертвеца, она поднялась и стала медленно пятиться. — Нет, — прошептала она.

У нее, обычно хладнокровно и основательно обдумывающей свои поступки, возникло непреодолимое желание с громким воплем кинуться прочь; быть может, кто-то ее услышит. Ах да, нужно поскорее вызвать доктора. Но где Клара?

Зазвонил телефон. Стряхнув оцепенение, Делия уверенным шагом приблизилась к маленькому столику и сняла трубку.

— Это резиденция семьи Бранд?

— Да. У аппарата Делия Бранд.

— Ваша сестра дома? Клара Бранд?

— Нет, она вышла.

— Не вешайте трубку, пожалуйста. Окружной прокурор хочет…

Подождите, — проговорила Делия четко и ясно. — Немедленно пришлите сюда доктора. Здесь лежит человек, в него стреляли, и он, вероятно, умирает. Пришлите также…

— Что?! Стреляли? Кто?..

Но Делия уже положила трубку. Дрожащими пальцами она стала перелистывать страницы телефонной книги и, найдя нужный номер, снова сняла трубку.

Ожидая ответа, она стояла, повернувшись к кушетке и креслу спиной.

— Это дом священника Руфуса Тоула? — спросила Делия.

— Да, сударыня. У аппарата его экономка.

— С вами говорит Делия Бранд. Скажите, моя сестра Клара у вас?

— Нет, мадемуазель. Она уже ушла.

— Как давно?

— Минут пять или десять тому назад. Я пустила ее в церковь: ей показалось там удобнее дожидаться священника. Через некоторое время она вернулась и, предупредив меня, что не может больше ждать, удалилась.

— Благодарю вас.

Не кладя трубки, Делия набрала следующий номер; на этот раз ей не потребовалось заглядывать в телефонный справочник: номер телефона квартиры Тайлера Диллона на Бич-стрит она знала наизусть.

На другом конце никто не отвечал. В этот момент Делия услышала, как к дому подъехала автомашина и проследовала в гараж; вскоре в передней раздались шаги, и когда в дверях появилась Клара, она мягко опустила трубку на рычаги.

— Я его не застала, — произнесла Клара. — Почему ты не в постели? Я прождала битый час, но миссис Боннер не знала… — Она замерла, уставившись мимо плеча сестры в ту часть комнаты, где стояли кушетка и кресло. — Дел! Боже мой, что это? — Клара подбежала к священнику, нагнулась над ним и тут же выпрямилась. — Дел! Ради всего святого…

— Ты ошибаешься! — горячо и резко воскликнула Делия. — Он пришел… сел в кресло и заявил, что в него стреляли и он умирает… И я подумала: это ты… А теперь то же самое ты подумала обо мне…