С весны многое изменилось в деревне, люди достроили пятиэтажный панельный дом и дорогу. Работающие краны свидетельствовали о том, что это только начало. Около одного здания я заметила человека, ведущего колонну людей в цепях.

«Это рабы! — догадалась я. — Откуда они здесь взялись? Наверное, это те несчастные, которых заказали посадить в тюрьму за деньги. А Филин — не дурак, знает, как по-максимуму использовать бесплатную рабочую силу».

Это были не волки — обычные оборванцы в цепях. Запахло восемнадцатым веком, люди здесь делали то, что в большом мире давно запретили. Я скривила лицо и сплюнула: скорей бы уничтожить всё это.

За криками охотников и похожих на мужиков баб я услышала женский рёв. Впереди навстречу толпе шли охотники и волокли за собой абсолютно голую молодую женщину-волка. Люди окружили охотников и пленницу кольцом.

Женщина плакала и умоляла отпустить её. Люди громко загоготали и стали пинать её. Протолкавшись через кольцо людей, я налетела на волчицу и закрыла собой. Кто-то произнёс моё имя, я кричала, чтобы они отошли и оставили женщину в покое.

Она вцепилась руками мне в голову и наклонила её к себе.

— Убей меня! Убей! Они меня все равно убьют! Умоляю, убей быстро…

По её отчаянному взгляду я поняла: это лучшее, что я могу для неё сделать. Моя рука обвила её шею и напряглась. Чей-то голос продолжал звать меня по имени (кажется, Захар), а чьи-то руки силой оторвали меня от женщины и потащили прочь. Я так и не успела ей помочь, она кричала от боли, пока охотники сапогами забивали её.

В истерике я превратилась.

В себя меня привело ведро холодной дурно пахнущей воды. Я открыла глаза и увидела тюремную решетку, а на моём теле не было абсолютно никакой одежды. Передо мной стоял человек с оружием, он приказал встать

Я встала и меня в наручниках повели куда-то по тёмному коридору. Это действительно раньше была тюрьма, но сейчас она пуста и обесточена. Стекляшки от разбитых лампочек больно впивались мне в ступни, а человек сзади не разрешал останавливаться, бил резиновой дубинкой по спине.

Голова не хотела думать, а тело — двигаться. Меня привели в кабинет, где было полно народу. Я попятилась назад.

— Да брось, сучка, тебе тут некуда бежать, — сказал один из людей, я никогда его раньше не видела, остальных, надо сказать, тоже.

— Отпустите меня! — угрожающим тоном прорычала я.

— Нет! Ты тут не в деревне, поэтому все твои штучки с превращениями не пройдут. Ребята, берите её, повеселитесь как следует, она ваша! Не забудьте потом прикончить, — это приказ, я ушёл. Ваныч, закрой за мной дверь на ключ.

Он вышел и люди, оставшиеся в комнате, окружили меня, как вчерашнюю жертву. Я что-то пищала, умоляя отпустить меня, но они издавали уже знакомые мне звуки. Это означало только одно: никто меня не отпустит.

По всей видимости, эти охотники не были в курсе того, что в этом, большом, мире полуволк может превратиться в существо ещё более опасное, чем просто хищный лесной зверь. Хищник нападает, когда голоден или чувствует опасность, а мне представился случай поиграть с жертвами.

— Смотри, какая милаха…

— И такая тварь. Лёха, не западай!

Все загоготали.

Чем больше они лапали меня, тем больше нарастало напряжение в моих жилах, страх щекотал нервы. Некоторые, кто больше всего жаждали плотских утех, уже успели снять с себя одежду, а я стояла в наручниках за спиной и понимала, что просто так убежать не удастся.

Со стены, к которой я прижалась, хлопьями осыпалась старая краска. Лучше места для убийства не придумаешь.

В памяти всплыли мгновения, когда пятеро пьяных ублюдков пытались меня изнасиловать, но теперь мои руки были скованы, а врагов гораздо больше. Тут же кто-то из толпы схватил меня за волосы и попытался согнуть.

Я решила сопротивляться, пока есть силы, и упала на бетонный пол, чтобы отпинываться ногами. Послышалась ругань, и прикосновения превратились в удары и шлепки. Меня хлестали по лицу, пытались раздвинуть мне ноги, больно дёргали за грудь. Я выла и рычала, изо всех сил отбиваясь и желая впасть в беспамятство, но оно всё не наступало.

Вместо этого я предельно ясно почувствовала, как у меня во рту растут клыки.

— Э, мужики, по ходу, она звереет, держите ей ноги, надо кончать быстрей! Бейте по голове!

— Да перестань, она в наручниках, никуда не денется, доставай свой болт!

— Чёрт! Она оборвала наручники! Держите ей руки! Лёха, хватай нож! — один из них бросился к своей одежде и достал огромный с зазубринами клинок. — Давай, я держу её, в рёбра ей! Чёрт! — я вышибла ногой нож, высвободилась из грязных объятий и набросилась на одного из охотников.

— Лёха! Помогите ему, оттаскивайте!

Щелчок зубов — и кусок плоти, который ещё недавно делал его мужчиной, отброшен в сторону.

— Ваныч! Ключи от ящика! Там ствол!

— У кого нож?

— Помогите, б… А-а-а!

— Откройте дверь!

Их крики слились в один крик ужаса. Я наслаждалась. Я превратила их отвратительную оргию в кровавый душ. Мне казалось, что я — наркоман, улетевший в космос после первой, самой сладкой, дозы. Я разбавляла эту какофонию звуков своим торжествующим смехом и не спешила расправляться с жертвами быстро. Один из охотников отчаянно пытался отогнать меня крестиком, что висел у него на груди, твердил, что я дьявол. Максимум, чего он сумел добиться, — это отсрочить свою смерть на минуту. Другой плакал и стонал, что у него семья, дети — не помогло.

Шестой, седьмой, восьмой, девятый, десятый, одиннадцатый…

Самый последний куда-то полз с прокушенной глоткой, хрипел и заливал пол своей кровью. Я встала обеими ногами на его затылок, скоро он умолк. Двенадцатый.

Я стояла и чётко понимала, что всё это совершила абсолютно сознательно и что дюжину залитых кровью тел с оторванными конечностями и прокушенными глотками я запомню надолго. Я наслаждалась собственной хладнокровностью, понимая, что с удовольствием повторила бы это снова.

Теперь надо было сжечь тела. Пришлось взять одежду мертвецов, выгрести содержимое изо всех карманов, стереть с себя кровь и одеться. Подходящей обуви не нашлось, а кровь засохла и осела в порах кожи. Запястья затекли от наручников, несколько минут я потратила на поиски ключа.

Зажигалка нашлась, нужен был только бензин. Поблизости не казалось ни души, лишь едва заметная тропинка, по которой сюда ходили люди. Минут через двадцать я вышла к посёлку, искупалась голышом в каком-то мутном гусином пруду, оделась и постучалась в чей-то убогий домик. Вышел дряхлый и, похоже, слепой старик.

— Здравствуйте, у вас есть бензин? — спросила я.

— Только солярка.

— За сколько продадите канистру?