«…Может, я и сам просто злобный старик? — подумал папа Лева. — Ведь я, в отличие от благоверной, заметил этот чертов конверт! Как Савва однажды принес его и сунул в свой стол. Потому что дверь в его комнату была открыта, а он и не думал, что я замечу. Но я заметил, и что-то мне мельком показалось подозрительным в этом жесте. Однако я даже не поинтересовался. Потому что… когда-то я выбрал лучшее, а не свое. И все вроде получилось. Что греха таить — иной раз мы пользовались связями и привилегиями Помелышева. Да вот хотя бы… когда меня втянули в эту нелепую пьяную драку. Девушка-то, Савкина няня, вроде была хорошая. А их терроризировала алкогольная нечисть. Я тогда ввязался. Потом… да я уже и не помню, как там вышло. Помню только, что вот мы уже дома, и Помелышев орет на меня по телефону, мол, не вздумай лезть в свидетели, сам сядешь. А почему сядешь? То есть он меня посадит, что ли… И вроде орал, во благо, дескать, я вас защищаю! Темная история о том, как хваленый папа Лева струсил. Уехал на следующий день, скрылся. Да, скрылся. Разговор с Помелышевым был позже…

Много позже я сообразил, что это было его первое мокрое дело в Емельянове. Ему было нужно кого-то посадить. Вроде как навести порядок…

Но после всего этого я себя оправдывал тем, что под моим-то руководством растет талантливый созидатель, а не еще одна коррупционная пиявка. Казалось бы, я выполнил задачу. Но это только на первый взгляд. Прокурорские гены оказались изобретательны и изворотливы, сыграв со мной в прятки. Какой, однако, адский выбор: если бы послушался любви — превратился бы в пыль, но то, что происходит сейчас… кто знает, что повлечет за собой это нечаянное соучастие в непреднамеренном самоубийстве — кажется, так можно обозначить цепочку событий? Или если действительно существовал план, то это уже соучастие в убийстве. Пускай это теория заговора, но вот насущный вопрос — когда и куда пойдет Савва за своим следующим конвертом? И чего ждать от Помелышева номер два… Ведь это у безобидных людей двойники где-то в параллельных вселенных, а у всякой нечисти они тут как тут, поблизости…

А у Саввы с его двумя сердцами так и вовсе двойник внутри. И биологический папаша наверняка что-то завещал… им обоим. Точнее, тому, кто холодный, как лягушка! А второму сердцу, в котором, быть может, душа — программисты тоже верят в душу, — не завещал ни копейки».

Странная выдалась осень. Отец еще больше разворчался из-за того, что Соня хотела ему вернуть деньги. «Ведь ты болен, и на лекарства столько нужно…» Впрочем, это как раз не странно, а обычно. Папа найдет, чем быть недовольным. Не смейте ему напоминать о болезнях, а то заболеете сами!

Андрюха вдруг вызвался сделать доклад по мировой художественной культуре. Соня угрюмо догадывалась, откуда в нем появилась тяга к прекрасному, но одновременно эта догадка подогревала в ней надежду. Если эта вертихвостка, в которую он влюбился, любит живопись, то еще не все потеряно. Это наивно?

— Мам, мам! Вот скажи, почему на этой картине, на этой «Тайной вечере», эти люди… ну, как их… эти… апостолы! Почему они похожи на каких-то интриганов и… сплетников?

Соня слегка опешила.

— Это еще почему?! И… мне интересно, на кого они вообще, по-твоему, должны быть похожи? Ты-то, конечно, нарисовал бы их с зелеными дредами и тату. И почему интриганы?! С чего это у тебя такое впечатление? Просто были другие каноны. Ты путаешь жадное любопытство сплетника с благоговением.

— Вот чтоб ты знала! — раздулся сынище от неофитского гонора. — Апостолы — это что-то вроде секты. Они наверняка выглядели странно для того времени. Типа как для нас кришнаиты. Или хиппи. А здесь они какие-то… такие, как все в те времена. И манерные.

— Они не манерные, они характерные! И выглядят так, как потом будут выглядеть хиппи. Ну, почти! Они были первоисточником для многих, кто потом будет выглядеть странно, но просветленно.

Соня хотела продолжить просветительскую тираду, но внезапно осознала, что ее искусствоведческая база слишком хлипкая. И она сказала первое, что пришло в голову:

— Просто, понимаешь… Они же будут вспоминать эту ночь… Они в последний раз видят своего учителя. Представь, я тебе скажу, что мы в последний раз видимся. Что ты почувствуешь?

— Никто никогда не может знать того, что он видится с кем-то в последний раз, если, конечно, он не при смерти! Все это просто сказочный сюжет.

— Допустим. Но есть такая удивительная закономерность, что, разгадывая тайну этого сказочного сюжета, человек становится лучше.

— Растаманы, буддисты, иудеи, мусульмане тоже? — ехидно сощурился Андрюха.

— Предоставляю тебе самостоятельно раскрыть эту увлекательную тему в своем докладе! В конце концов, ты же не думаешь, что в такой картине все должно быть с ходу понятно. Творец — не тот, кто дает ответ, а тот, кто правильно ставит вопрос.

…Агапыч на связь не выходил, затихарился, лег на дно. Соня билась крыльями о прозрачную стену, но не могла так же, как Базилевс, безмолвно вопрошать о том, почему он не сказал ей. Они тогда были едва знакомы с «золотых дел мастером». По-настоящему она его узнала много позже, когда он уже переживал свою страшную потерю. А она об этом ничего не знала. Как такое может быть? Как он мог молчать…

Но и… как он мог сказать? Просто заговорить об этом, обнажив глубокую незаживающую рану… А теперь что? «Они в последний раз видят своего Учителя…» — собственные слова остались острым осколком в горле.

— Неужели ты веришь в этого тайного агента-близнеца 007? — отчаянно спросила Соня, даже не поздоровавшись с Василием. Она давно заметила, что переход на «ты» всегда стимулировал ее на откровенности, и этот резкий переход мог напугать, она это знала. И тем не менее не могла совладать с собой…

— По твоим интонациям я чувствую, что в него веришь ты, — парировал Вася. — А я уже не верю, я знаю, что он есть! Я уже в который раз перечитываю свидетельство о том, что он существует. В некоей статейке… цитирую: «Анатолий Помелышев считает, что его брата, бывшего прокурора и генерального директора печально известного долгостроя „Марилэнд”, погубила наркотическая зависимость, с которой он боролся всю жизнь».

— Ух ты! Что за бред из серии «на ловца и зверь бежит»?! Это шутка?! Тот самый близнец с фотографии, о котором ты говорил? И кто же он, этот… брат?

— Он владелец ювелирного концерна Anima. Да, вот такой абсурд вытанцовывается! Ю-ве-лир! Которому Агапыч сто лет назад привозил свое золото. Только он его, разумеется, не знал лично. Он был знаком с директором и мастерами, а не с владельцем. Химик его знатно надул. Дескать, есть такой теневой волшебник Гудвин, засекреченный по самое не грусти! Имени у него нет, адреса тоже, неуловимость абсолютная. Вот тебе фотка, ищи, дружок… А о прокуроре Помелышеве и его близнеце наш дорогой гуру понятия не имел. Так что узнать фамилию этого мифического персонажа широкого профиля ему было неоткуда. Химик проучил старого друга. Вроде как поделом тебе, старый дурак, если до сих пор веришь в «Секретные материалы».