Далее шла дата и подпись. Текст был написан каким-то дрожащим, корявым почерком, видимо, Артемию Владимировичу было тяжело уже держать в руках карандаш. К концу буквы и вовсе разъезжались, как будто он заканчивал свое послание из последних сил.

Письмо произвело на меня сильное впечатление. Мне по-человечески было очень жаль Артемия Владимировича. И еще жаль, что я не успела откровенно поговорить с ним до его кончины. Тем не менее я испытывала истинную радость от того, что Виталий Владимирович Коротков теперь будет свободен.

Пока я читала, Настя Полунина не сводила с меня внимательного взгляда. И теперь она не отрываясь смотрела на меня, не решаясь первой задать вопрос. Я сама помогла ей.

– Настюша, – проговорила я, – я понимаю, как вам больно будет это услышать, но я обязана сообщить вам. Это фактически признание твоего отца в убийстве Натальи.

Настя охнула и закрыла лицо руками. Аркадий, беспокойно заерзав, положил ей руку на плечо. Я продолжила:

– Я могу дать его тебе прочитать, но Артемий Владимирович пишет, что он написал письмо и для тебя лично.

– Он передал его мне, – невнятно ответила Настя. – Только я еще не читала… Я боялась, боялась увидеть там то, о чем вы только что сказали. Но теперь я непременно это сделаю. А вы собираетесь передать это в милицию?

– Да. Пойми правильно, это мой долг, – пояснила я. – Человек, который ни в чем не виноват, до сих пор за решеткой, и только обнародование этого письма может его спасти. Я рада, что у твоего отца перед смертью хватило мужества и мудрости написать его.

Настя понимающе кивнула и вздохнула.

– А вам я сейчас советую подумать о вашем будущем, – решила я хоть как-то подбодрить молодую пару. – Думайте о том, что у вас все впереди и что вы теперь сможете быть счастливы. И еще я бы советовала вам на время уехать отсюда. Хотя бы ненадолго. Кстати, свадебное путешествие – прекрасная возможность для этого. И не переживайте насчет мнения ваших родственников. Артемий Владимирович в одном был, безусловно, прав: скоро все это забудется, и жизнь пойдет своим чередом… Как, кстати, мама и тетя Рита?

– Мама плачет, конечно, – махнув рукой, ответила Настя. – Это и понятно – две смерти одна за другой. Но к папиной она все-таки внутренне была готова. Конечно, мы все в душе надеялись, что папа все-таки поправится, но шансов практически не было, так что это не явилось для нас неожиданностью. А тетя Рита нормально, я бы даже сказала, хорошо. Мама сказала ей, что прощает ей все долги и поможет преодолеть ее недуг. Сейчас тетя Рита проходит курс лечения у какого-то психотерапевта. Тот говорит, что все будет хорошо. Она и сама стала лучше выглядеть, да и характер вроде смягчился немного. Так что и правда, я думаю, со временем все наладится. Но мне все равно очень жалко папу…

Настя всхлипнула, и Аркадий крепко сжал ее руку.

– Мы берем к себе жить Кирилла, – помолчав, сказала Настя. – Неважно, что там сделала Наташа. Для нас он все равно родной.

– Это очень правильно, – согласилась я.

Настя, видя, что Аркадий нахмурился, видимо вспомнив о Валере Скамейкине и его роли в появлении на свет ребенка, которого он считал своим, быстро поднялась и взяла своего жениха за руку.

– Нам пора идти, – сказала она. – А вам, несмотря ни на что, большое спасибо. Если мы понадобимся, вы знаете, как нас найти.

– Подождите секунду, – остановила их я и протянула Насте пачку денег. – Это те самые деньги, которые твоя сестра должна была передать Валере Скамейкину. Твой отец взял их для отвода глаз и теперь передал мне. Я считаю, что не имею на них никакого права. Так что решайте сами, что с ними делать.

– Я так думаю, что лучше всего их вернуть Иннокентию Станиславовичу, – заметил Аркадий. – Это же его деньги.

– Да, я так и сделаю, – согласилась Настя. – А уж как он ими распорядится – его дело. Думаю, что он скажет потратить их на Кирюшку.

– Ну что ж, желаю вам счастья, – широко улыбнулась я на прощание. – И простите, если что не так.

Вернувшись из вынужденного заточения в тюрьме, шеф-повар ресторана «Готика» Виталий Владимирович Коротков пребывал в благодушном настроении, что вообще-то было ему не свойственно. Сегодня он никому не сделал ни одного замечания, не пожаловался на судьбу и на отсутствие денег.

Персонал не мог нарадоваться на такую метаморфозу, приключившуюся с их шеф-поваром. Все, правда, понимали, что это ненадолго – скоро эйфория от вновь обретенной свободы у Короткова пройдет, он снова скатится на свой излюбленный язвительный тон. Но пока что все наслаждались покоем и тишиной.

Виталий Владимирович священнодействовал в ресторане, колдуя над приготовлением любимых блюд. Ему нравилось решительно все: и стены, цвет которых раньше раздражал, и столы, об углы которых он часто в порывах раздражения то и дело задевал, получая синяки; и даже его джинсы, которые уже несколько раз ему заляпывали то официантки томатным соусом, то грязью из-под колес проезжавшие «водилы, которые купили себе права». Даже размышления о жизни у Короткова в этот день были неожиданно позитивными. Он думал о том, что сорок лет для мужчины – это самый расцвет сил, что его жизнь совсем даже еще не кончилась и что он еще ого-го какой мужик. Даже материальные проблемы, которые стоили обычно Короткову много нервов и заставляли думать только о них, в этот день его не волновали.

«В конце концов, почему все время нужно думать про деньги? – безмятежно благодушествовал он. – В жизни так много приятного и интересного, помимо этих грязных бумажек!» Эта мысль еще больше подняла ему настроение. И он расстарался с удвоенной силой и фантазией, приготовив французский суп, а также венский антрекот с маслинами. Оставшись доволен полученным вкусом, Виталий Владимирович собирался уже переходить к приготовлению салата из говяжьих языков, как вдруг зазвонил его мобильный телефон. На связи был его приятель Альберт Веселовский.

– Коротков! Привет, дорогой! – радостно приветствовал его Альберт. – Как настроение? Как рабочий день проходит?

– Привет, – ответил Виталий Владимирович. – Еще раз спасибо тебе, Алик, все отлично. День выдался удачный.

– Удачный день, удачный! – продолжал соловьем разливаться Веселовский. – Воистину удачный для тебя, Виталий Владимирович! Мне тут Татьяна сообщила, что с тебя наконец сняты все обвинения.

– Да, сняты, – чуть мрачновато, но все равно радостно, ответил Коротков. – А ты что, насчет денег звонишь? Не сомневайся, я тебе оставшуюся часть отдам сразу после зарплаты, а она через три дня.

– Ну что ты такое говоришь, Виталий! – укоризненно воскликнул Веселовский. – Мы же друзья! Разве я когда-нибудь сомневался в тебе? Звоню вот, чтобы поздравить. Да и не только…

– А что такое? – насторожился Коротков. – Ты решил помочь мне материально?

– Можно сказать и так! – загадочно ответил Альберт. – Я же говорю, что день воистину добрый. Тут мы с приятелем фильм снимать надумали, сериал. Все уже обговорено, даже гонорарный фонд.