Пока женщины забирали пироги из холодильника и Майкл уводил их из кухни, Карсон продолжала держать Лаффита на мушке.

— Встретимся в вашем доме, — сказал ей Девкалион. — Чуть позже.

— И тьма над бездной, — просипел Лаффит. — Это оттуда или я уже ничего не помню?

— Книга Бытия, глава первая, стих второй, — ответил ему Девкалион и знаком показал, что Карсон может уходить.

Она опустила пистолет и с неохотой вышла из кухни.

Уже в коридоре услышала голос Лаффита:

— Он говорил, что мы будем жить тысячу лет. У меня такое ощущение, что я их уже прожил.

В секретной гостиной Эрика раздумывала, а не обратиться ли ей вновь к обитателю стеклянного ящика.

Обитатель этот мог двигаться, это точно: темное пятно в красновато-золотистом саване из жидкости или газа. То ли он отреагировал на ее голос, то ли шевеление следовало расценить как совпадение.

У Старых людей есть высказывание: совпадения отменяются.

Но не следовало забывать про их суеверность и иррационализм.

В резервуаре сотворения ее научили другому: вселенная — это море хаоса, в котором правит случайность. Вот цепочки случайностей и приводят к совпадениям.

Предназначение Новой расы — привнести порядок в этот хаос, обуздать разрушительную силу вселенной, заставить ее служить их нуждам, наполнить смыслом сотворение, которое ранее было совершенно бессмысленным. Речь, разумеется, шла о том смысле, который вкладывал в сотворение их создатель. От них же требовалось прославлять его имя, реализовывать все поставленные им цели, подчинять природу его воле. Это кредо, часть основы ее программы, возникало у нее в голове, слово за словом, под аккомпанемент музыки Вагнера, с миллионами Новых людей, марширующих перед ее мысленным взором. Ее умница-муж мог бы быть поэтом, будь поэзия достойна его гения.

После того как Эрика заговорила с обитателем стеклянного ящика, ее вдруг охватил животный, нутряной страх, и она отступила к креслу, в которое и села, не только обдумывая дальнейшие действия, но и анализируя собственные мотивы.

Ее поразило как поведение Уильяма (другой реакции на отгрызание пальцев и быть не могло), так и его ликвидация. Еще большее впечатление произвело откровение Кристины: ей, Эрике, дарована более богатая эмоциональная жизнь (унижение, стыд, потенциал к жалости и состраданию) в сравнении с другими Новыми людьми.

Виктор, несравненный гений всех времен и народов, наверняка имел веские причины для того, чтобы оставить своим людям ненависть, зависть, злость и другие чувства, которые не вели к надежде. Она тоже была его созданием и представляла ценность лишь в том, что могла ему служить. И не обладала ни знаниями, ни интуицией, ни широтой мышления, необходимыми для того, чтобы поставить под вопрос его замыслы.

Сама она надеялась на многое. Прежде всего, надеялась стать хорошей женой. Ей хотелось день ото дня становиться только лучше, чтобы увидеть одобрение в глазах Виктора. И пусть Эрика только-только вышла из резервуара сотворения и прожила совсем ничего, она не могла представить себе жизнь без надежды.

Если бы ей удалось стать хорошей женой, если бы Виктор перестал избивать ее во время секса за какие-то проступки, если бы пришел день, когда он ответил бы взаимностью на ее любовь, она надеялась, что сможет обратиться к нему с просьбой даровать Кристине и остальным надежду, которая разрешалась ей.

— Я — как Есфирь, супруга царя Артаксеркса! — воскликнула она, сравнивая себя с воспитанницей Мардохея. Есфирь убедила Артаксеркса не уничтожать ее народ, иудеев, чего добивался Аман, влиятельный сановник при царском дворе.

Эрика не знала всей истории, но не сомневалась, что эта литературная аллюзия, одна из тысяч, хранящихся в ее памяти, очень даже точно описывает сложившуюся ситуацию.

И что из этого следовало?

Она должна приложить все силы, чтобы Виктор нежно полюбил ее. Служить ему, как никто другой. И для этого ей просто необходимо знать о нем все, не только биографические сведения, полученные методом прямой информационной загрузки.

Все включало и обитателя стеклянного ящика, которого, несомненно, поместил туда Виктор. Несмотря на страх, который вызывало у нее это неведомое существо, она должна вернуться к стеклянному ящику, лицом к лицу столкнуться с этим хаосом и навести в нем порядок.

Стоя у изголовья ящика (теперь Эрика видела в нем скорее гроб, чем шкатулку для драгоценностей), она вновь наклонилась к верхней панели, где, по ее прикидкам, из красновато-золотистой субстанции могло возникнуть лицо пленника этой стеклянной тюрьмы.

Как и в прошлый раз, мелодично произнесла:

— Эй, привет! Кто там есть, привет!

Темное пятно вновь зашевелилось, и на этот раз от ее голоса по субстанции начали разбегаться синие круги, как раньше от постукивания.

Когда она произносила эти слова, шесть дюймов отделяли ее губы от верхней панели. Она наклонилась ниже. Расстояние сократилось до трех дюймов.

— Я — Есфирь, супруга царя Артаксеркса.

Синева кругов стала более насыщенной, темное пятно вроде бы приблизилось к верхней панели, и Эрика уже могла различить контуры лица, но не черты.

— Я — Есфирь, супруга царя Артаксеркса, — повторила она.

Из синевы, из невидимого лица, до нее донесся голод, приглушенный стеклом:

— Ты — Эрика Пятая, и ты — моя.

После того как темный язык ночи слизнул последние остатки пурпура с горизонта, на стойках, установленных в западном котловане, зажглись масляные лампы.

Словно у фантомных драконов, крылья и хвосты оранжевого огня метались по мусорному полю, разгоняя тени.

Тринадцать из четырнадцати членов команды Ника стояли рядом с ним в котловане, в высоких сапогах, с блестящими от пота лицами, в радостном предвкушении. Все они выстроились вдоль маршрута, по которому грузовички с кузовами-платформами должны были подъехать к месту погребения.

Рядом с Ником стояла Ганни Алекто, ее глаза сверкали отраженным светом.

— Дань, двоеточие, дебош, девятый, дерево, дикари. Дикари! К нам везут мертвых дикарей, Ник. Все необходимое при тебе?

— Да.

— Все необходимое при тебе?

Он поднял ведро, такое же, как ее, такое же, как держал в руке каждый из собравшихся в котловане.

Первый из грузовичков медленно спустился по наклонной стене и двинулся по утрамбованному мусору, который потрескивал под колесами.

На платформе стояли пять столбов высотой в семь футов каждый. К каждому из столбов привязали труп Старого человека, замененного дублем. Трое занимали высокие должности в муниципалитете, двое — в полиции. Две женщины, трое мужчин.