все ЯВМ подчинялись 2-му отделу штаба Владивостокской экспедиционной армии во главе с генерал-майором Такаянаги Ясутаро. Общими для всех миссий задачами являлись ведение агентурной разведки, координация и контроль работы русской администрации, помощь в организации Белой армии, надзор за деятельностью местной печати.

Миссии подразделялись на головные и периферийные: харбинская ЯВМ руководила миссией во Владивостоке, хабаровская ЯВМ – миссией в Благовещенске, читинская ЯВМ – миссией в Иркутске. Независимый статус сохранила только омская ЯВМ, на которую также возлагалась связь с правительством Колчака и высокопоставленными военными представителями союзных держав. Всего же в японских военных миссиях на территории Дальнего Востока, Забайкалья, Сибири и Северной Маньчжурии служило 27 офицеров и гражданских специалистов, причем наибольшими штатами располагали органы в Омске (11 сотрудников) и Харбине (5 сотрудников)460.

Основным для миссий методом сбора данных оставалась агентурная разведка. За шесть месяцев интервенции японцы сумели создать разветвленный агентурный аппарат в ключевых организациях и учреждениях марионеточных белых режимов. Его костяк составляли принятые на японскую службу русские офицеры во главе с уполномоченным Колчака по формированию Дальневосточного украинского войска генерал-лейтенантом Б.Р. Хрещатицким.

Идея вербовки военнослужащих русской армии принадлежала владивостокскому резиденту полковнику Араки Садао. В своем донесении заместителю начальника Генерального штаба от 23 сентября 1918 г. он писал: «Исходя из опыта Первой мировой войны предлагаю временно принять на японскую службу русских офицеров. Не в пример нам, англичане уже зачислили в свой флот Колчака, полковник Родзянко служит под началом Нокса, аналогичные прецеденты созданы французами и американцами в европейской части России […]. Принятые в японскую армию русские офицеры могут по-прежнему носить свою униформу, главное – обеспечить их регулярным жалованьем […], сумма которого колеблется от 1500 рублей для генерал-майора до 500 рублей для капитана. Таким образом сформируется особый слой, который мы сможем использовать для ведения агентурной разведки и официальных переговоров [с русскими властями]»461.

В октябре того же года начальник Разведуправления санкционировал вербовку русских офицеров, предписав развернуть для руководства ими разведывательный орган в Харбине с отделениями во Владивостоке, Чите и Омске. Первые пять офицеров во главе с Хрещатицким были официально зачислены на японскую службу в декабре 1918 г., хотя фактически начали сотрудничать с Араки значительно раньше. Каждый из них получал фиксированное денежное довольствие, пользовался одинаковыми с японскими офицерами льготами и решал строго очерченный 2-м управлением круг задач: прямо или косвенно содействовать работе японских интервенционистских органов, производить кадровые перемещения в русском правительстве и армии полезных для Японии лиц, собирать информацию о планах представителей Великобритании, США и Китая, подробно изучать ситуацию в верхних эшелонах российской власти, выступать посредниками при разрешении спорных дипломатических вопросов, вести агентурную разведку, поддерживать связь, проводить прояпонскую пропаганду во всех слоях русского общества, в первую очередь среди низшего класса, способствовать экономическому и юридическому закреплению империи в России462.

Согласно отчету полковника Араки, к 1 августа 1919 г. им было завербовано уже 27 офицеров и гражданских лиц. Помимо генерал-лейтенанта Б.Р. Хрещатицкого, с японцами сотрудничали начальник оперативного отдела 2-й армии подполковник А.В. Иванов-Дивов, начальник штаба той же армии полковник КК• Акинтиевский, начальник разведки войск охраны КВЖД подполковник В.Н. фон Шаренберг, бывший начальник разведки Иркутского ВО, на тот момент – заместитель начальника отдела военного контроля в Приморье подполковник В.А. Булахов, начальник финансовой части русской армии подполковник «Гурорецкий», бывший адъютант генерала Плешкова, а затем офицер Приамурского кавалерийского полка подполковник А.А. Тихобразов, начальник штаба помощника командующего войсками Приамурского ВО полковник С.А. Зубковский, адъютанты Хрещатицкого капитаны Хрещатицкий, Баруздин и Мельников, военный комендант станции Томск полковник В.С. Рудченко, находившийся в Омске командир отдельной артиллерийской батареи войск охраны КВЖД подполковник П.Д. Макаренко, бывший начальник жандармского отделения Амурской железной дороги, на тот момент – офицер связи при американской армии полковник барон Д.В. фон Корф, офицер связи при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России капитан Янов, офицер связи с украинскими частями подпоручик Горовой, выехавший в Архангельск командир дивизиона бронепоездов ОМО полковник Шелковый, прикомандированный офицером связи к 3-й пехотной дивизии бывший сотрудник МИД правительства Хорвата подпоручик Тибольт, бывший редактор петроградского «Биржевого вестника», а на тот момент внештатный корреспондент газеты «Голос» Нерин, бывший секретарь Гондатти, агент харбинской миссии и сотрудник харбинской торговой выставки Н.И. Ландышев, большая группа украинцев из движения так называемого «Зеленого Клина» – помощник военного прокурора полковник Стецко, командиры агитационных отрядов капитан Бучев (Никольск-Уссурийский), поручик Макаренков (Спасск), Родионов (владивостокское депо), представитель украинского консульства Шерешевский, представитель украинского самоуправления Моф и предприниматель Горовой463.

При подборе кандидатов в агенты предпочтение отдавалось лицам с материальными затруднениями или идеологическими разногласиями с российскими властями, а также тем офицерам, которые сотрудничали с японскими советниками у Семенова, Калмыкова и Хорвата до высадки интервентов в Приморье. У завербованных лиц отбиралась подписка, они получали фиксированную оплату, с ними велась систематическая воспитательная работа по разъяснению важности решаемых ими задач для возрождения России464.

Еще одним источником информации для миссий служили журналисты выходивших на Дальнем Востоке, в Забайкалье, Сибири и Северной Маньчжурии печатных изданий. Как отмечала контрразведывательная часть Главного штаба колчаковской армии, внедрившая свою агентуру в окружение японцев, сотрудники омской миссии регулярно приглашали к себе представителей прессы, охотно делились с ними сведениями, предлагали угощения и подарки465. Бывший сотрудник миссии в Омске Савада Сигэру так вспоминал об условиях работы там: «Омск как город больше напоминал сельское поселение. Являясь на тот момент центром политического и военного возрождения России, он приютил массы беженцев, среди которых было много представителей высшего слоя Российской империи. В самом деле, это обстоятельство придавало Омску определенный лоск. Городское общество тепло встретило меня как друга и путешественника. Наряду с выполнением своих служебных обязанностей я без остатка отдавался изучению России, погружаясь в это дело с головой. Каждый день, до глубокой ночи, я посещал воинские части, маневры, учебные заведения, госпитали, церкви, театры, офицерский клуб, консерваторию, семьи, рестораны, что позволило мне обзавестись массой друзей и знакомых, через которых я собирал информацию и оттачивал свои познания в языке»466.

Особое место среди ЯВМ занимала харбинская миссия. Созданная первоначально для установления контактов с лидерами антисоветских организаций в Приморье и Забайкалье, к концу 1919 г. она превратилась в головной разведывательный орган японской армии в Северной Маньчжурии, через который Генштаб не только получал информацию о действиях русских властей на КВЖД и американской активности в регионе, но также руководил завербованными Араки русскими офицерами, снабжавшими Токио исключительно ценными сведениями о позиции Колчака по принципиальным для Японии вопросам. Часть информации начальник харбинской военной миссии генерал-майор Исидзака Дзэндзиро черпал из доверительных бесед