— Бери!

Я отсчитала бабосы, мама торжественно пробила в кассе чек и проследила за упаковкой нашего нового приобретения. Мы подхватили эту «кавказскую пленницу» и пошли на выход. Мимо отдела бус, в котором висели длинные нити многогранных переливающихся «как брильянты» восхитительных стеклянных бусин, которые в детстве мне казались верхом роскоши, мимо нижнего белья, в котором изобильно были представлены белые труселя (тип «панталоны») в бледный цветочек, мимо отдела с торшерами, плафонами и бра… В первом варианте «зари жизни» мне казалось, что это нечто запредельно шикарное — торшер! Прямо из разряда царских хором, так же как трельяж и пуфик. Не знаю, что меня так прельщало в этих торшерах. Бахрома? Или шнурок для включения? Он был прямо удивительно волшебный. Я невольно загляделась.

В отделе стояла стремянка, и деловитая продавщица в фирменном халате цепляла ценник на люстру, очень похожую на хрусталь. Подозрительно низкий ценник, двенадцать рублей всего. Я дёрнула маму за рукав и показала подбородком:

— Смотри!

Мама среагировала мгновенно. Мы чудесным образом оказались у прилавка первые. Прежде, чем пробивать в кассе, следовало взять бумажку с ценой у продавщицы, а то ведь напробивают всякого…

— Скажите, а вот эта люстра?.. — начала мама.

— «Малый каскад», — специальным отстранённым продавщичным голосом ответила продавщица, — сделана под хрусталь.

— А, так это не хрусталь? — уточнила я.

— Конечно, — очень серьёзно посмотрела на нас она. — Хрустальная такая стоила бы рублей двести, сами понимаете, — это она уже маме.

— Извините, — снова вклинилась я, — если это «малый каскад», бывают и большие? — интересно мне просто было.

— Бывают, но сейчас нет. Выписать?

За нами уже начала собираться очередь.

— Пожелтеет весь этот пластик, — сказала я. — А мыть его как? Это же убийство. Посмотри, сколько мелких висюлек на таких невнятных цепляшках.

Я вдруг вспомнила, в какой многочасовой квест превращалось мытьё нашей старой хрустальной люстры (она была куплена где-то в восемьдесят восьмом, настоящий хрусталь, и всё равно это было душераздирающе, а пластик всегда моется хуже).

— Возьмите пятирожковую, — с некоторым вызовом предложила продавщица. Это новая модель. Плафоны — стекло, и ухаживать за ней гораздо проще. Но цена восемнадцать рублей.

— Берём, — я слегка подтолкнула маму, — я плачу́.

— Выписывайте, — кивнула мама продавщице. И через пять минут мы стали обладателями весьма симпатичной по своему времени, но довольно тяжёлой люстры на пять лампочек. Идея пяти лампочек мне нравилась, я люблю, когда света много, а бабушка всё экономить пытается.

Как вы понимаете, носильщик из меня был так себе, и мама волоклась со своим богатством: в одной руке ковёр, в другой — коробка с люстрой. Я двери открываю. Хорошо, что идти недалеко, метров сто пятьдесят: из комплекса, через рынок насквозь, и вот она — остановка. И двойка стоит! Мы побежали, мама кричит, я руками машу. Очень эпично.

Влезли в довольно полный автобус, протиснулись в уголок (люди и сами нас рады были с прохода отодвинуть с этой всей поклажей), я на пол под рулон подстелила выданную специально для этой цели бабушкой газету и ковёр придерживала. Хотя он и так бы не упал, при такой наполненности автобуса — ему просто некуда было. А мама всю дорогу коробку берегла, боялась, что плафоны треснут.

Вышли мы на конечной, тащимся под арку такие две маленькие лошадки, заворачиваем за угол, а у нашего подъезда диспетчер Женя стоит с газетным свёртком, по виду подозрительно напоминающим упакованный цветочек. Крайне глупая получилась ситуация.

Но дурацкими положениями нас же не испугать, правда? Второй раз живём! О, так гораздо актуальнее звучит.

— Здрассьте! — глупо-жизнерадостным голосом сказала я. — А нам как раз помощь нужна. Вы умеете люстры вешать?

— Оля! — покраснела мама.

— Умею, конечно! — бодро ответил диспетчер Женя. — Вы позволите вам помочь?

Он принял у мамы коробку, в освободившуюся руку вложил газетку: «Это вам!» — и забрал ковёр.

— Я вторую дверь подержу! — бодро пропищала я и прошмыгнула в подъезд.

Дома вкусно пахло пирогами. Бабушка встретила наш приход немножко заполошно, засуетилась, начала греметь кастрюлями. Вазы у нас тоже не оказалось, и слегка застывшая розочка была помещена в стеклянную трёхлитровую банку.

— А я вот совсем неромантичная, — объявила я, водружая банку на стол в зале, — всем цветам предпочитаю конфеты. В крайнем случае, торты.

— В следующий раз я обязательно это учту, — сказал Женя.

— Оля-а… — сделала большие глаза мама.

— А шо такова? Мы тут все интеллигентные люди, просто делимся взглядами на жизнь.

Мама сказала: «Ц!» — и покачала головой.

— А инструменты у вас есть? — спросил Женя.

Базовый набор инструментов имелся в доме у каждого уважающего себя советского человека. И вообще, нас, например, починить розетку и выключатель в четвёртом классе на уроках труда учили. Это уж потом я расслабилась…

Женя встал на табуретку и почти упёрся макушкой в потолок. Крындец. Как они такие большие живут? Мне с такой высоты даже вниз смотреть страшновато.

Шучу, ладно. Не поэтому я не люблю каблуки.

Короче, пока люстра обретала своё постоянное место жительства, бабушка напекла пирогов, и мы дружно пили чай с ягодными открытыми пирожками, ватрушками и перемячами* (на что, подозреваю, товарищ Женя в свой первый заход даже и не рассчитывал). Потом он интеллигентно откланялся, напоследок предложив маме назавтра поход в кино.

*Татарские круглые пирожки

с мясной начинкой

и небольшим отверстием сверху.

Мы всегда жарили в масле.

Мама задрала нос и сказала, что если завтра не случится никаких внезапных планов…

Тогда Женя сказал, что заедет и узнает: появились планы или нет. Часов в пять.

Я слушала их из зала и с трудом воздерживалась от того, чтоб ничего не выкрикнуть, так меня подмывало на комментарии. Еле дождалась, пока ухажёр окончательно ушёл (убедилась методом визуальной фиксации через окно), и говорю:

— И что ты собираешься завтра делать, мам? Сидеть, на меня глядеть? Вот ещё высокоинтеллектуальное развлечение! У меня лично на завтра большие творческие планы. А ты давай, в кино езжай.

— Так-то ничё мужик, рукастый, — посмотрела на люстру бабушка. — И симпатичный.

— А у тебя, вообще-то, есть в чём пойти? — спросила я. — Платье надо красивое.

— Какое платье? — закрутилась перед стеклянными створками мама. — Мы же в кино идём.*

*Да, в кинотеатрах зимой

топили весьма условно,

все сидели в шубах.

— Ха! — возмутилась я. — И что, в халате идти? А если он тебя после кино в кафе пригласит, мороженого поесть, например? Надо всегда при параде быть.

— Праильно! — поддержала меня бабушка. — Солидно надо.

У меня, правда, были некоторые свои представления о платьях для свиданий, далёкие от