Андрею понравилось, что нижний чин не стал набиваться в друзья. Поразмыслив, спросил:

– Дмитрий, ты в солдатах-то уже сколько служишь? Года три? А почему в офицеры не производят? У нас же место после Ивана Вадбольского освободилось? И капрал лишь один был – я сам, что на Ванькино место мог претендовать.

– Не могу знать, ваше превосходительство, – рявкнул Митька, а потом, пряча глаза, сказал: – А ты ровно сам не знаешь, господин полковник? В роте была вакация на прапорщика, так на нее господин полковой командир какого-то недоросля поставил. Из своих, из Салтыковых. Тот в роту рыла не кажет, мал еще, но сержантом числился, а должность-то – тю-тю… Обещали нашивки капральские дать, чтобы при следующей вакации непременно офицером сделать.

Бобылев, конечно же, сию нехитрую машинерию знал прекрасно. Нет за тобой крепкой руки – останешься в рядовых на веки вечные, если только войны не случится. На войне продвижение быстро идет и на офицерские должности недорослей не ставят. Была тут и еще одна закавыка. В том, что Митька до сих пор не капрал, отчасти виноват был и сам Бобылев. Когда его последний раз разжаловали, то определили не в нижние чины, а в капралы, оставив ближайшего претендента с носом. Ну что поделать, коли у Андрея была та самая крепкая и «мохнатая» рука (да и не одна!), а у Белоликова нет? С другой-то стороны, особой вины перед дворянским сыном Андрей не испытывал – уж коли бы очень хотелось Митьке Белоликову офицером стать – хоть прямо щас мог бы подать прошение о зачислении в армейский полк. В Белозерский пехотный или – в Архангелогородский. Взяли бы с руками, с ногами прапором, а через год-два уже бы и в подпоручиках был. Но покидать ряды гвардейцев парню не хочется…

– А знаешь-ка что, друг сердечный, – окинув взглядом солдата, решил полковник. – Переведу-ка я тебя к себе. Пару деньков в сержантах походишь, а потом у государыни или у министров рескрипт на прапорщика подпишу.

«Из-за солдата Семен Андреевич ругаться не будет!» – подумал Бобылев, слегка досадуя на самого себя. Он же, если разобраться, ничуть не ниже, нежели царский родич. Тот – командир гвардейского полка, и он сам – командир гвардейского полка. И чего он должен каждый раз оглядываться? Кто чего скажет, кто как посмотрит… тьфу! Но в глубине души Андрей все-таки осознавал, что он покамест не ровня ни Салтыкову, ни Ушакову. Да, за его спиной стоит сама государыня, подпирая плечом. Но кем бы он был без царского плеча? Ну, в лучшем случае поручиком или капитаном гвардии. А уж коль скоро (чего себя-то обманывать?) грамоту на чин полковника гвардии, равного генерал-майору инфантерии, он в царской постели нашел, то должен еще доказать, что и он сам чего-то стоит…

– В общем, договорились, – кивнул Андрей преображенцу, беря коня под уздцы. Он даже не соизволил спросить – а согласен тот или нет на перевод. Дурак будет, если не согласится. Но у Митьки было свое мнение.

– Я бы, ваше превосходительство, со всем своим старанием и прилежанием, – начал он, словно дурачась. – Токмо вот одного боюсь. Прапорщики гвардейские рядом с вами долго не живут…

От удивления Андрей остановился и выронил повод. Хорошо, лошадь смирная и усталая – не брыкнется.

– Ты это про что?

– Да я про князя Вадбольского, прапорщика нашего, – усмехнувшись, сообщил Белоликов. – Видел, как вы вместе с ним уезжали.

– Ну и что? – пожал плечами Бобылев. – Было дело, что тут такого? Провожал я князя Ивана, когда его в Туруханск отрядили.

– Так вот и я про то, что ничего, – хмыкнул ответно Митька. – Только и говорю, что провожал господин капрал нашего прапорщика, а потом запропал он. Так может, лучше бы меня сразу в подпоручики, а?

Нахальство Белоликова не разозлило, а рассмешило Андрея. Подойдя к солдату, спросил:

– Ты, сын дворянский, по-французски разумеешь? Нет? А словцо такое французское знаешь? Chantage?

– Шантаж? – наморщил лоб солдат. – Слыхивал. Это когда что-то паскудное знают да деньги за это вымогают, да?

– Вот-вот… – кивнул Бобылев. Рука сама сжалась в кулак, чтобы заехать Митьке в морду, но сдержался. Криво усмехнувшись, сказал: – Как с караула сменишься, к ротному подойдешь. Скажешь – лейб-гвардии Измайловского полка командир, полковник Бобылев велел тебе десяток шпицрутенов всыпать. Смотри, проверю…

– Как так шпицрутенов? – опешил солдат. – За что?

– За дурость, – равнодушно ответил Андрей. Поискав глазами повод, упавший на землю, ухватил его и приладил к луке седла, чтобы лошадь ненароком не наступила.

– Ваше превосходительство, да как же так? – вытаращился солдат. – Поротого – в прапорщики?

– Кто же тебя поротого в прапорщики представит? Да и в сержанты поротого нельзя брать. Не обессудь, – пожал плечами Бобылев и, не слушая оправданий солдата, у которого вмиг порушилась карьера, пошел вперед.

Настроение было испорчено. Думал, офицера толкового нашел, а тут такое… Если он сейчас наглеет, так что потом будет? Вспомнился Ванька Вадбольский, закопанный, как собака. И убитые холопы заодно. Вот кого не было жалко, так это немцев. Полезли в Россию за деньгами и землей – все сразу и получили…

Может, отправить Митьку Белоликова куда подальше? Недавно жаловали датчанина Беринга званием капитан-командора и тыщей рублей денег, за экспедицию. Кажется, новоиспеченный морской бригадир опять собирается куда-то плыть. Люди в таких экспедициях – на вес золота. Но здраво поразмыслив, Андрей решил никуда парня не посылать. Даже пожалел, что велел ему отправиться за наказанием… Хотя нет, получит десяток шпицрутенов, умнее станет. Ну а потом он заберет-таки Митьку к себе, в Измайловский полк. Плевать, что поротый. Формуляр, коли надо, самолично подчистит, капрала, а то и сержанта даст, а там видно будет.

Полковник Бобылев шел прямо по просеке, на звуки выстрелов. А скоро уже пришлось обходить вереницу карет, привязанных лошадей. Челядь. Как же без них-то?

Андрей протолкался сквозь толпу придворных, заполонивших половину просеки, словно стадо коров. Какой-то щеголь – в башмаках и шелковых чулках (это в лесу-то!) – открыл было пасть, чтобы сделать замечание невежде в пропыленном армейском плаще, но так же быстро ее закрыл, умильно заулыбался, освобождая дорогу.

Для охотничьего удовольствия государыни императрицы все было излажено – длинный стол с десятком новейших мушкетов, егермейстеры, чистящие и заряжающие оружие. Ну и, конечно же, «дичь»… Подсвинки. Им, верно, еще и года-то нет.

Бух!!! – рявкнул мушкет, а следом донесся душераздирающий визг подранка-кабанчика…

Государыня радостно вскрикнула, не глядя сунула разряженный мушкет в чьи-то угодливые руки и ухватила новый…

Б-бах-х!..

И опять душераздирающий визг. Придворные щеголи и щеголихи наперебой принялись восхвалять меткость императрицы. Бобылева же передернуло. Он и обычную-то охоту не шибко любил – ну кой черт бегать за кабаном по камышам, коли во дворе свинки бегают? И мясо мягкое, и тиной не отдает. А почто дикую утку бить, ежели домашняя курочка вкуснее? В походе – оно понятно: мясной приварок к скудному казенному харчу! Там – что поймал, то и съел. Но тут… В тесной загородке – двадцать на двадцать саженей, мечутся, сталкиваются друг с другом подсвинки и, забываясь от боли и ярости, пытаются ухватить неокрепшими клыками толстенные жерди… Это ж, верно, по зиме еще кабанчиков ловили, давали подрасти малость, а теперь на убой…