— сухой бензин! Вечером в балке мы „делаем Ташкент“ — температура поднимается до плюс 30 градусов. Утром, наоборот, минус 15. Правда, сразу зажигается печка, и все становится на свое место.

День триста семнадцатый. Погода по-прежнему солнечна, безветренно, но мороз 50–60 градусов… Дышу, как и раньше, только через мех. Начал измерения в скважине отдельным термометром, потом с Андреем Капицей пошли вытаскивать занесенные снегом сани.

Заложили вдоль полозьев двадцать семидесятипятиграммовых шашек тола, рванули. Потом попробовали дернуть сани „Харьковчанкой“, но оборвали фаркоп — стальную штангу. Пришлось отворачивать гайку диаметром двести миллиметров. Гайка оказалась от мороза очень скользкой. Работаем втроем, по очереди, голыми руками. При этом руки примерзают к алюминию и не скользят, но больше двух минут не проработаешь. Когда надеваешь рукавицы, руки уже белые. Правда, на это никто уже не обращает внимания. Волдырей нет, и ладно».

Но главной головной болью похода «Харьковчанок» к Южному полюсу в Четвертой САЭ стали пальцы:

«В одиннадцать с водителем Толей Бородачевым и врачом Володей Гавриловым идем „забивать пальцы“. Слово „пальцы“ звучит в походе как кошмар. Это стержни толщиной с большой палец и длиной полметра, которыми соединяются траки гусениц. На траки наших машин надеты уширители, увеличивающие ширину гусеницы до одного метра. Машины стали от этого меньше проваливаться в снег. Но зато, как оказалось, увеличились поломки пальцев. Иногда за смену (12 часов) приходилось менять десять пальцев. На той машине, которую ремонтировали мы сегодня, до Комсомольской сменили 90 пальцев.

Забиваем пальцы, согнувшись в три погибели, иногда под машиной. Нас трое, каждый изо всей силы бьет по пальцу тяжелой кувалдой. После десяти ударов уходишь в сторону, сердце выскакивает из груди, дышишь что есть силы, и кажется, была бы возможность, вспорол бы себе живот и грудь и хватал, хватал бы драгоценный кислород, которого здесь так мало.

Тебя заменяет твой товарищ, и через пару минут он тоже выдыхается. Однако никто не увиливает, и если ты сделаешь лишний удар, тебя схватят за руку: „Хватит, отдохни, сорвешься…“

Машину приходится все время перекатывать, поэтому ее двигатель постоянно работает, и все выхлопные газы из шести цилиндров (на самом деле двенадцати, это советский V-образный танковый дизель В-2, который использовался еще в танке Т-34. — Прим. авт.) бьют где-то около лица».

Такие героические усилия, конечно, не могли не породить народного фольклора. Участник Десятой САЭ 1964–1966 годов, геоморфолог, доктор географических наук, академик РАЕН, завкафедрой геоэкологии и природопользования филиала МГУ в Севастополе, почетный член Русского географического общества Евгений Иванович Игнатов рассказывал: «Я только анекдоты про Андрея Петровича знаю! Что в нашей Десятой экспедиции про него говорили: он пальцы в траки двухпудовой кувалдой забивал с одного-двух раз! Пользуясь своей богатырской силой. А когда механикам было трудно там чего-то приподнять, движок или еще чего-нибудь, он подходил и один приподнимал! Его использовали вместо подъемного крана».

Однако вернемся в 1959 год к Игорю Зотикову:

«День триста девятнадцатый. На сегодня был назначен выход поезда на станцию Восток, но ветер 20 метров в секунду, пурга. Все ребята-походники сидят в тесной кают-компании станции, отдыхают, играют в шахматы, домино. Всю станцию замело».

Решено, что в ночь с 6 на 7 ноября из Комсомольской на станцию Восток пойдут три «Харьковчанки» и два тягача АТ-Т. Они потянут за собой 11 саней, которые весят вместе с грузом 250 тонн, причем 110 тонн из них будет соляркой.

«День триста двадцать первый. В полночь все машины прицепили свои сани и стоят как суда на рейде… Светло, но солнце у горизонта подернуто дымкой, поэтому снег очень синий. И вот на его бескрайней глади, на расстоянии до километра друг от друга, стоят тоже синие, дымящие, с мачтами машины в ожидании отхода. Мы… ходим от одной машины к другой, прощаемся. Остановка связана с тем, что машина под номером 25 оказалась перегруженной. Мы ушли в час ночи, не дождавшись отхода. Поезд тронулся лишь под утро. Водитель флагманской машины — Миша Кулешов, он будет вести ее вместе с Андреем Капицей».

C этих пор до Зотикова доходят только отголоски событий похода. Но чувствуется, что Андрею там приходится нелегко:

«Перехватил разговор санно-тракторного поезда с Дралкиным. За сутки они прошли 60 километров. Савельев просит пальцы. Причины поломок — перегрузка машин и рыхлый снег. Трудно также с сейсмикой и ультразвуком. Александр Гаврилович не возьмет Дурынина с собой на Восток, поэтому все разделы науки ставятся под угрозу. Андрею одному очень трудно…

День триста двадцать восьмой… Главное — вчера вечером вышла „Обь“. Теперь пошла матушка — каждый день Родина к нам ближе на триста миль…

День триста тридцать второй. Поезд стоит. На „Харьковчанке“ меняют коробку передач, у машины 18 коробка тоже готова полететь. БАС дал радиограмму Дралкину о том, что Андрею трудно одному с сейсмикой. Нужен Дурынин или хотя бы геофизик Вадим Ан. „Обь“ уже идет в Северном море. Но как выяснилось, ее главная задача — вести океанологические наблюдения и доставить в Антарктиду основные грузы. А за нами вышел теплоход „Кооперация“…

День триста тридцать четвертый. Летчики приняли решение лететь со мной на Восток. Бешеные сборы, и мы в воздухе.

Летим весело. Высота сто метров… В кабине тепло, уютно, где-то сзади насвистывает Юра Робинсон. Прошли над поездом. Прилетели на Восток без привода, точно вышли на станцию. Молодец наш штурман.

Открываем дверь самолета, внизу стоят незнакомые, бородатые и усталые люди… С рычанием бородатые аборигены бросаются на мое имущество. Какой-то гигант схватил восьмидесятикилограммовый ящик и на вытянутых руках перебросил его в АТ-Т. Вот он, Восток…

День триста сорок четвертый… Утром часов в 11 пришел сюда наконец санно-тракторный поезд. Начался праздник. Он шел весь день…

День триста восемьдесят девятый… Не писал месяц. 26 декабря Александр Гаврилович Дралкин привел-таки санно-тракторный поезд на Южный полюс, и я вдруг почувствовал, что такое быть рядом со славой, но в стороне от нее. Огромный поток телеграмм шел через нас тем шестнадцати участникам похода, что сейчас радостно мчались обратно домой, на Восток. И хотя я был уверен, что для моей науки измерения, сделанные мной в Оазисе, важнее, чем участие в походе еще одного, семнадцатого человека, я очень переживал».

Больше Игорь Алексеевич Зотиков про своего друга Андрея Петровича Капицу и его поход к Южному полюсу ничего не написал. А между тем там происходили любопытные события.

Едва поезд отошел от станции Комсомольская на 84 километра, а это произошло 19 ноября 1959 года, «Харьковчанке» № 23 и тягачу № 18 пришлось вернуться обратно. Заболел младший научный сотрудник Ю. Ф. Дурынин, которого требовалось срочно доставить самолетом в Мирный. Потом поезд залез в рыхлые снега (впоследствии эти рыхлые снега за станцией Комсомольская механики-водители прозвали «болотом»).

Нагруженные сани,