На заседании главного комитета рейхстага от 28 прошлого месяца государственный секретарь Гельферих дал подробный отчет о влиянии подводной войны на Англию. Он приведен целиком в “Нордцойитше Аллгемейне Цейтунг” от 1-го числа этого месяца. Я поэтому позволю себе ссылаться на него. Как видно из последних полученных известий, продовольственный диктатор лорд Девонпорт был вынужден, ввиду недостаточности подвоза зерна, возбудить вопрос о новом распределении тоннажа. Но тоннаж уже сейчас так сокращен, что добывание излишка зерна должно повести к ущербу в других областях военного дела. Независимо от заокеанских экспедиций необходимые суда могут быть освобождены также путем сокращения такого рода ввоза, который требует большой транспортной емкости. Между тем Англия нуждается в таковом не только для средств продовольствия, но и для подвоза меди, необходимой для поддержания военной промышленности и топлива, для поддержания угольного производства на известной высоте.

Ни добываемая в Англии руда, ни количество имеющегося в ее распоряжении леса не делают возможным какое бы то ни было сокращение в тоннаже, необходимом для подвоза железа и дерева из-за границы. Уже теперь, после трех месяцев подводной войны, ясно, что она производит такую брешь в имеющемся тоннаже, которая сведет продовольствие населения до совершенно невыносимо малых размеров и до такой степени ослабит военную промышленность, что придется совершенно отказаться от надежды одержать верх над Германией благодаря превосходству военного снабжения и снарядов. Далее, недостаток тоннажа для транспортов помешает Америке, если даже она и усилит свое участие и производстве, заместить собою сокращение деятельности в Англии. Быстрота темпа, с которым подводная война уничтожает тоннаж, исключает возможность того, чтобы новое судостроительство могло бы создать необходимый тоннаж. Один месяц подводной войны уничтожает больше того, что было произведено английскими верфями за весь последний год. Если бы тысячи американских деревянных судов, о которых было так много разговору, даже и были бы уже здесь, на местах, то они все же покрыли бы потери лишь четырех месяцев.

В Англии эксперты заявляли уже во всеуслышание, что существует лишь два способа спастись от уничтожающего действия подводной войны: или постройка судов более быстрая, чем уничтожение их немцами, или уничтожение подводных лодок более быстрое, чем постройка их немцами. Неосуществимость первого способа уже доказана. Что касается потери подводных лодок, то она вполне компенсируется постройкой. Поэтому Англии приходится считаться с постоянно усиливающимся ростом потерь в тоннаже. Последствия подводной войны будут в Англии заметно сказываться и на народном питании, и на всякой частной и государственной предприимчивости.

По указанным причинам я ожидаю конечного результата подводной войны с полным спокойствием.

Нам известно из секретных, но верных источников, что премьер Рибо недавно сказал послу в Париже, что Франция идет навстречу истощению. Эти слова были сказаны раньше англофранцузского наступления. С тех пор Франция понесла кровавые жертвы, и если она не откажется от интенсивных боев, то до окончания наступления ей предстоит понести потери несравненно большие.

Правда, что за эту войну французский народ проявил совершенно исключительную доблесть по государственной организации, но не вынесет этой тяжести дольше известных пределов. Нам кажется несомненным, что во Франции следует ожидать реакции на искусственно приподнятое настроение.

Что же касается до нашего собственного внутреннего положения, то я отнюдь не отрицаю трудностей, которые являются неизбежным следствием тяжелой борьбы и отрезанности от океанов. Но я глубоко убежден в том, что нам удастся победить эти затруднения, избежав всякой длительной опасности для народной силы и народного благополучия, серьезного кризиса и угрозы государству.

Хотя мы, на основании изложенного, имеем полное право считать общее положение благоприятным, я все же вполне согласен с графом Черниным во всем, что касается нашей цели, – то есть возможно скорого достижения почетного мира, соответствующего интересам империи и наших союзников. Я также разделяю мнение господина министра о необходимости использовать важный момент ослабления России и желательности возобновления предложения мира в такой момент, когда военная и политическая инициатива еще находится в наших руках.

Граф Чернин наметил для этого срок два или три месяца, в течение которых наступление неприятеля будет закончено. Но в действительности, имея в виду напряженное ожидание французов и англичан решительного успеха их наступления и еще не исчезнувшие надежды Антанты на пробуждение русской активности, слишком подчеркнутая готовность к миру не только заранее облечена на гибель, но и способна вдохнуть в неприятеля новую жизнь, потому что она будет понята, как признак безнадежного истощения Центральных держав.

В настоящий момент общий мир может быть куплен лишь ценой полного подчинения воле неприятеля. Но народ такого мира не перенесет, и он, помимо того, имел бы роковые последствия для принципа монархии. Мне поэтому кажется, что сейчас более, чем когда-либо необходимо рекомендовать спокойствие, решительность и уверенность, основанную на сведениях, получаемых извне.

До настоящего времени события в России развивались в благоприятном для нас направлении. Борьба партий с плоскости политических, экономических и социальных требований все больше сосредотачивается на узком поприще вопросов войны и мира. Мы должны внимательно следить за процессом развития революции и разложения России, по возможности использовать его и встречать будущие попытки России приступить к переговорам без чересчур заметной предупредительности, но фактически с самой серьезной готовностью. Все говорит за то, что Россия захочет избежать всякой видимости предательства по отношению к ее союзникам и будет стараться установить порядок, который в действительности будет означать перемирие между Россией и Центральными державами, а со стороны будет казаться временным бездействием обеих воюющих сторон, как прелюдией к общему миру.

Подобно тому, как в июле 1914 года безграничная преданность нашим союзникам поставила нас рядом с Австро-Венгрией, так и в конце мировой войны обнаружатся основы мира, которые дадут обеим, тесно связанным между собою, монархиям орудие, “знаменующее собою многообещающую будущность”».

Оптимистический ответ Бетмана был очевидно внушен не только желанием сообщить нам несколько более радужный взгляд на будущее, но и совершенно верным чувством носившейся в воздухе более благоприятной конъюнктуры – так как в Берлине были, конечно, получены из неприятельских государств сведения, аналогичные нашим.

Около этого времени я получил от Тиссы письмо, в котором он, между прочим, говорил:

«Сведения, доходящие до нас из воющих с нами держав, не оставляют сомнения в том, что война близится к концу. Сейчас дело идет прежде всего о том, чтобы сохранить нервы в порядке и хладнокровно разыграть партию до конца. Мы не должны проявить ни малейшего признака слабости. Наши враги сейчас стали более миролюбивы, но это миролюбие вызвано не человеколюбием, а сознанием, что нас нельзя уничтожить.