– Тебе повезло, эгемон. Мать ласкова к тебе. Это же легендарные кладовые памяти, я и мечтать не мог… – как зачарованный, кир Дрэкул сделал шаг в темноту. И темнота ласково приняла его, коридор осветился шагов на десять в глубину, стали видны полки, туго набитые свитками, инструментами, сундуками.

Кладовые памяти. Один из сотен мифов, пестуемых учеными мужами, готовыми обменять прелести мира на одну лишь ночь в легендарной темнице. О кладовых Нижнего мира любил порассуждать даже табулярий Фома, человек сухого практичного нрава. Наставник Фома верил, что есть особые формулы, скрытые от жадных магов, и формулы сии позволяют взять любое знание, считающееся утерянным.

– Кладовые памяти… – как эхо повторил кир Лев, и также ступил в коридор. – Смотрите, там единороги! Календари хеттов! Машины звездочетов!

Достаточно было протянуть руку, и подобрать любое из богатств человечества. Всего несколько шагов, и удастся разглядеть то, за что бьются мудрецы и полководцы. Я не мог в точности рассмотреть содержимое гигантских кладовых, да и вряд ли понял бы, что именно держу в руках. Но, то, что поддалось пониманию, остановило дыхание, заставило трепетать мое полудетское сердце. Здесь скрывались богатства, цену которым не сумели бы исчислить все квесторы империи!

О, боги… Хеттские диски с прорезями, нанизанные на бронзовый стержень – утерянный реликт, волшебный календарь, способный показывать не только погоду и движение звезд, но заранее предрекавший исходы войн и крушение династий. Стержень был толщиной с мою руку, и крепился к стене на мощных бронзовых кольцах. Потемневшие диски, размером с тележное колесо, испещренные рунами, пронизанные хитроумными отверстиями, сглаженные и блестящие там, где их касались ладони давно усопших жрецов, они так и звали раскрутить время, услышать шепот судьбы!

Кир Дрэкул молчал, но его тяжкое жадное дыхание кричало громче слов. Даже вчетвером мы не сумели бы вынести отсюда чудесную находку, но я не сомневался, Мать Паучиха нашла бы способ доставить стержень ко мне во дворец. Вот только дворца уже не было…

Механические единороги, к которым устремился кир Лев. Белые и голубые, их изображения мой дядя много лет назад привез из аксумских гробниц! Они оказались прекраснее, чем застывшие в песчанике памятники сгинувшим мастерам мозаик. Сбоку в шкуре каждого рогатого красавца имелось круглое окно, запертое настолько плотно, что даже опытный охотник не усомнился бы в естественной природе зверя. Но сейчас окна были открыты, из чрев великолепных игрушек виднелись рычаги, барабаны, зубчатые колеса и иные детали, названий которых, возможно, нет и в латыни ромеев.

С другой стороны коридора я видел морды минотавров. Три отличных чучела, черные, как земляное масло, с копытами водовозов и плечами молотобойцев, именно таким я представлял чудище из критской сказки. Следом за наставниками я свернул за угол.

– Эгемон, ты помнишь, что сказали весталки? – первым снова опомнился мудрейший из нас.

О боги! Оказалось, светлеющее оконце входа осталось далеко позади, скрытый чертог заманивал нас. Лев и Дрэкул озирались, зачарованные, ошеломленные, как малые дети. Внезапно я кое-что вспомнил, и слова ведьм обожгли спину не хуже плети. «Нельзя брать с собой то, что унесешь в руках», кажется, так было приказано. Я смотрел под ноги, сандалии мои словно потерялись под ворохом опавших листьев. Мать Паучиха молчала, очевидно, наслаждаясь нашим замешательством. Я присел на корточки, запустил руку в шуршащую кучу. Здесь, у входа в коридор, груда богатств только начиналась, дальше она вздымалась волнами, и, продвигаясь от зала к залу, пришлось бы буквально плыть, разгребая сухую реку.

– Эгемон, это останки третьего Некрономикона, – голос Дрэкула задрожал.

Наставник пребывал в сильнейшем волнении. Он упал возле меня на колени, погрузил руки по локоть в бесценную кучу листьев. Он бережно вытаскивал лист за листом, это были не папирусы, о нет! Скорее куски иссохшей кожи, посеревшие, отмоченные когда-то в дубильне, покрытые пляшущими письменами. Некромант складывал их подле себя, переставлял с места на место, склонялся и шептал, и я ручаюсь, ужасные страницы отвечали ему свистящим шепотом. Дрэкул отбрасывал ненужные ему свитки и рулоны, за которые знатоки истории отдали бы состояние.

– Кир Дрэкул, – позвал я, но он меня не слышал.

Кир Лев прошел мимо, зацепив меня бедром, он точно спал на ходу. Дядя по колени погрузился в останки книг, рукописей, глиняных таблиц, кожаных манускриптов, и прочих чудесных свидетельств разума, но буквы мало интересовали друнгария. Он неотрывно глядел куда-то вбок, в недра колоссальной кладовой. Там в тесноте, перепутавшись между собой частями, лежали и стояли осадные орудия. Горбатились тараны и эспрингали, дремали палинтоны и онагры, но встречались и такие, о которых дядя Лев не рассказывал мне, и наверняка не видел сам. Среди осадных башен торчали обломки иных механизмов, сложных шестерней, колес, ременных валов, коленчатых рычагов.

– Эгемон, лучше вернитесь… – пробормотал позади кир Исайя. Он один не вошел за нами в сказочный коридор, удержался на зыбкой границе зеркал и манящего мрака.

Унести дозволено лишь то, что не берешь руками, опять вспомнил я. Но как это сделать? Это невозможно! Я не сомневался, что Мать испытывает нас на прочность. Одна ошибка, и нас не допустят дальше, и хорошо, если позволят вернуться обратно. Или лучше отказаться от подарков? Вероятно, достаточно того, что неведомый Мастер Огня сошьет мне новую кожу?

– Мануил, посмотри там, наверху! – дядя Лев по пояс застрял в древних книгах. Я поднял глаза, и увидел днище прекрасного боевого дромона, корабль висел в полумраке без всякой поддержки, прекрасный и грозный, как неуловимый кашалот.

– Мы могли бы взять этот корабль… – дядя Лев не договорил, но я его отлично понял. Мы все отлично поняли, что он хотел сказать, верный сын Тавриды. В кавернах у озера Слез мы презрительно миновали золото и самоцветы, но завладев сокрушительным оружием из кладовых памяти, могли бы навсегда очистить границы империи от проклятых кочевников.

С борта чудесного корабля свисала веревочная лестница. Я протянул руку. В тот миг я не раздумывал, каким образом, сквозь какие врата нам удастся вывести, вынести, вытащить добычу.

– Послушай, юный эгемон… – кир Дрэкул стоял на коленях, спиной к нам, оглаживая ладонями некий объемистый предмет, похожий издалека на полукруглый кожаный сундук. – Слышал ли ты когда-либо о запертых снежных дэвах?

Он обращался скорее не ко мне, а к своим взрослым напарникам. Кир Лев не желал ничего слушать, его внимание всецело приковал чудесный летающий дромон. Друнгарий вцепился в волосяные ступени лестницы, и ждал только моего приказа. Но я не спешил, хотя мысленно уже сам находился наверху.

– Я могу сбить замки, но они отрастут вновь и станут еще крепче, – глухим голосом продолжал кир Дрэкул. – Такова природа древнего заклятия. Однако, если молодому эгемону позволят вынести сей сосуд, я смогу подобрать ключ. То, что стенает в заточении, внутри этой темницы, стоит пятидесяти лучших кораблей. Кто выпустит дэва, тот наденет на него уздечку.