– Что вы делаете? Вы с ума сошли! Прекратите! Что вы делаете?

Грудь его подпрыгнула от короткого, отчаянного вдоха. Сердце пустилось в галоп, пот и моча стекали со лба. Но когда, вытаращив полные слез глаза, он увидел, что к его промежности подносят огромные щипцы, он впервые за много лет помочился без усилий.

Сервас не слышал душераздирающего вопля в лесу. Его никто не слышал, кроме самих убийц. Все приникли к телевизорам, вслушиваясь в комментарии по результатам матча. Ну, во всяком случае, те, кто увлекались спортом по телевизору. Но только не он. Ему спорт по телевизору не нравился, да и сам по себе спорт тоже. В отеле он выпил сразу три порции виски, и этого хватило, чтобы захмелеть или почти захмелеть. Он никогда не дружил с алкоголем. И теперь, когда он, скинув ботинки, не раздеваясь, растянулся на кровати, его разум превратился в дом, открытый всем ветрам, и любые мысли могли туда забраться, как домушники, без всякого приглашения. И все они возвращались к Марианне:

Что ты сейчас делаешь? Где ты? Где прячешься?

Ты молчишь, потому что боишься, что он тебя найдет? Но кто «он»? Или он тебя уже нашел, схватил и увез далеко отсюда? Нет: ты здесь, ты совсем близко, я это чувствую…

Откуда тебя привезли в том фургоне? Скорее всего, он тебя накачал наркотиком. Ты не сопротивлялась и даже не пыталась убежать… А что за парень держал тебя за руку? Маршассон умер, и он тоже… Это не может быть простым совпадением. Они явились, чтобы свести с ним счеты. Чтобы он не заговорил и не раскрыл, кто за всем этим стоит?

Так он один или их несколько? Нет, в любом случае двое: молодой парень и Маршассон. А теперь молодой держит тебя взаперти? Это от него ты убежала той ночью?

В подвале были картонные тарелки и стол со спиленными углами, чтобы ты не могла пораниться… Но ты же могла попытаться вскрыть себе вены пластиковой вилкой или ножом… или отодрать пробковую звукоизоляцию… Тебя заковали? Или ты не сделала этого, потому что не хочешь умирать? Или по другой причине? После всех этих лет у тебя должны были случаться моменты слабости…

А может, Маршассон за тобой следил? И не сводил с тебя глаз?

Ирен ответила после первого же гудка. Он понял, что она не может заснуть, так же как и он.

– Надо проверить, нет ли в подвале потайной комнаты, – сказал он.

– Комнаты?

– Ну да. Я уверен, что Маршассон охранял ее круглосуточно. Он не мог позволить себе роскошь ее упустить. И надо попросить соседа составить фоторобот того парня, что привез ее в фургоне.

– Ты же прекрасно знаешь, что после стольких месяцев у нас очень мало шансов получить достоверный портрет.

– Надо все же попытаться. Соседу целыми днями нечем себя занять, кроме как наблюдать, что происходит на улице. Я уверен, что он скорее забудет даты рождения своих детей, чем возникшее перед ним незнакомое лицо…

– Ладно, я завтра туда кого-нибудь пошлю. А тебе надо попытаться выспаться, Мартен.

Ирен отсоединилась. На самом деле ей не спалось. И не только из-за треволнений расследования и возбуждения сыщика, взявшего след и начавшего перебирать гипотезы. Час тому назад она говорила с Жужкой по скайпу, и сейчас ей хотелось кричать, что-нибудь разбить, самой биться в стену и плакать.

Она увидела себя на Санторине, в отеле «Дельфини», несколько лет назад. Жужка потягивалась на балконе, как кошечка на солнце, море и небо перекликались синевой, ослепительно белые дома ступенями поднимались на прибрежные скалы. Эти черные скалы породил вулкан, и тот же вулкан бушевал в их сплетенных телах. Они проводили время за танцами, вином и поцелуями… Жужка была самой красивой женщиной, какую она видела в жизни. Все мужчины на острове оборачивались ей вслед. Они догадывались, что шансов у них нет, и втайне бесились, видя, что такая красота проплывает мимо.

Ирен знала, что ее мысли – глубочайшая несправедливость, но сам факт, что болезнь поразила такую женщину, как Жужка, она воспринимала как аномалию. Как ересь. Как ошибку космического масштаба. Потому что если бог существует, то ее подруга – самое красивое из всех созданий, родившихся согласно его проекту. Но оказалось, что бог – косорукий кустарь, который что-то там мастерит в своей паршивой мастерской по воскресеньям. И он в очередной раз все просрал…

Она посмотрела на часы. Десять минут первого. Город за окнами спал. Или делал вид, что спит.

Интересно, сколько обитателей Эгвива говорили или думали о происшествии? Сколько из них, сидя под защитой домашнего очага, втайне подозревали такого-то или такого-то из своих соседей? Сколько из них сомневались в эффективности работы полиции?

Она встала, подошла к окну и всмотрелась в городские огни, в сумрак гор.

Ирен не видела, как два силуэта в черных капюшонах и черных спортивных костюмах скользнули в ближайшие к отелю улочки, с баллончиками краски в руках, и вывели на фасаде: ПОЛИЦИЯ ПРИКРЫВАЕТ УБИЙЦ, а потом растворились в той же темноте, откуда появились.

Мобильник завибрировал и помешал досмотреть сон. Во сне Сервас наблюдал за Леа, которая танцевала с другим. Танцевала и флиртовала. На какой-то вечеринке с людьми, с которыми он не был знаком. Каким образом их занесло на эту вечеринку, он не знал. Играла музыка, потешный микс: босанова, Элвис Пресли и «Куин». Венсан когда-то давал ему их послушать, приговаривая при этом: «Король и Королева». Леа танцевала с парнем лет на двадцать ее моложе. На ней было слишком облегающее платье, и парень пялился на нее, как на румяный аппетитный фрукт.

Не нравится мне все это, думал он во сне, перехватывая беглые взгляды, которые она ему посылала.

Неужели он ревновал? Ну, разве что совсем немножко…

Телефонная вибрация выдернула его из сна, как раз когда он, пройдя всю танцплощадку, взял Леа за руку и сказал: «Ладно, на сегодня хватит». А она рассмеялась и снова бросилась в объятия партнера. Интересно, что вообще снится мужчинам, когда они спят? Что их жены им изменяют? Или что их дети их убивают? Что у них украли деньги? Что потеряли работу, что их гнобит хозяин? Мартен был сыщиком. И во сне он видел то, что видят сыщики. Ему извлекали пулю из сердца, надевали на голову полиэтиленовый мешок, двое людей, прижавшись друг к другу, сгорели заживо у него на глазах, он шел босиком по снегу после операции на печени, его тащила за собой снежная лавина, он ехал по встречной полосе автострады, а за рулем сидел студент, замысливший покончить с собой. Нет, это были не сны, а скорее воспоминания, затесавшиеся в сновидения, как фальшивые ноты в оркестровую партитуру. Но на этот раз ему приснилась Леа…

– Мартен, это Ирен, – сказала Циглер.

Он спросил себя, который же сейчас час. За окном был ясный день.

– Надо, чтобы ты приехал.

– Что случилось?