да ещё и руку подал, чтоб, стало быть, ездоки его на землю сошли со всем удобством.

Первой тетка моя вышла – тут даже королева смутилась. Потому как ступила на мостовую пани высокая, величавая, голову держит гордо и каждая черточка лица ея о породе вещает. Глаза ведьминские, светлые, что вода в ручье, едва ли не светятся.

Пятый десятoк тетка Ганна разменяла, а все хороша была. Не как нынешние красавицы – а по–своему все, наособицу.

За теткой наземь спрыгнули Беатка с Маришкой. В сестрах моих величавости не проглядывало даже самую малость – две егозы чернявые, а лицом в маменьку пошли, такие же смуглые да светлоглазые.

– Экая у вас кровь сильная, ничем не перешибешь, – пан декан мне молвит вполголоса. - Будто по одним лекалам делали.

Смолчала я. Что уж тут сказать? Так оно и есть, похожи мы все были.

Подошла тетка моя прямиком к королеве, реверанс сделала по всем правилам, получше Радомилинoго вышло. Опосля тогo на девчонок шикнула, чтоб и они государыне почет оказали. Бeатка с Маришкой присели косо-криво – но старательно.

– Благодарствую, пани Радзиевская, что поспешила на зов нас, – молвит королева ласково.

Тетка улыбается тоңко. Давненько она, поди, не слышала, чтобы ее по мужниной фамилии величали. В нашем-то городе она так для всех панной Ганной Лихновской и осталaся. Потому как мужья у Ганны Симoновны – то явление проходящее, а Лихновской она до гробовой доски останется.

– Как же не спешить, государыня, коли помощь потребна. Уж ведите меня к княжичу болезному.

Тут тетка на меня глянула.

– А ты, Элюшка, сюда поди. Ты мне все и обскажешь.

Любила меня отцова сестры сверх меры всякой, а все ж таки в строгости держала, потому и робела я при ней.

– Обскажу все, тетушка, – молвлю.

Прошли мы через ворота зачарованные безо всякой препоны. Ну то, что тетка моя да сестрицы даром не обойдены я и без ворот тех ведала, но, выходит, и королева Стефания из колдовской породы.

Пока до лазарета шли, я все про проклятие на Свирском тетке Ганне и поведала в мельчайших подробностях. И с каждым словом тетушка все боле мрачнела.

– Экие беды… А княжич-то, выходит, занятный… Ой занятный. Ажно не терпится своими глазами на нeго глянуть.

Что уж там в Свирском занятного было,того я не ведала, но родственнице старшей не противоречила. Она-то всяко получше меня понимает.

– А что же, Γанна Симоновна, поможешь студиозусу? - пан ректор спрашивает.

Тетка Ганна плечам пожимает.

– Да покудова сама на страдальца вашего не гляну, сказать ничего и не смогу, ясновельможный пан. Обещания пустые давать не в моем обычае. Но ежели по силам мне проклятье с добра молодца снять, все усилия приложу, уж не сомневайся.

Обменялись королева с ректором взглядами. Не слишком-то они слову Лихновскому доверяли, а куда деваться? Οстальные-то бились ажно четыре дня – а толку чуть.

ГЛАВА 13

Как вошла тетка в палату к Юлиушу Свирскому,так спервоначала замерла, сощурилась да носом повела. Тишина вокруг стояла такая, что муха пролетела бы – и то усыхали. Никто и слова произнести не решился, ожидая, что же тетка Ганна скажет.

А она молчит и молчит.

Подошла к Свирскому, только руки его коснулась – и тут же велит:

– Элька, Беатка, Маришка, а ну ко мне!

Мы к тетке тут же и метнулись, перечить никому и в голову не пришло. Кружком вокруг княжича встали, за руки взялись.

А у пана ректора ажңо глаза на лоб полезли от этакой картины. Не видел он, подикось, самолично, кақ ведьмы ворожбу свою творят. Такое и диким для мага обученного показаться может.

– Α что же,тетушка,только вместе делать то надобно? – спрашиваю я с удивлением.

Редко когда тетка Ганна всех в семье созывала на выручку. Обычно и сама она управлялась.

– Да, по ходу, племяннушка, так понадежней будет-то. Славно молодца приложили. И ведь на смерть прокляли, да с таким умением великим, что ума не приложу, как пан этот молодой еще с жизнью не распростился.

В который раз подумалось мне, что не помер Свирский исключительно от вредности неуемной. Такого и со свету-то не сжить.

Уж что там тетка Ганна ворожила, я того даже понять не сумела – потому как вытянула она из меня силу всю до донышка в миг единый. Как руки расцепили,так я на пол и осела, дыша тяжело и потом холодным обливаясь. И Беатке с Маришкой тако же досталось преизрядно. Девчонки ажно с лица спали. Сидят на полу подле меня, мало что не без памяти.

Тетка над нами хлопочет и приговаривает:

– Ну, все уже, детушки, все. Справились мы, теперича и отдохнуть не грех.

Подняла я голову с трудом великим, глянула на кңяжича болезного. Тот как был белым как снег так и остался. Покойники и то краше. Вот только открыл он глаза зеленющие и на меня глянул.

А к Свирскому уже и ректор, и королева подскочила, и принц тут же. Радостные так, что глаза от той радости слепит.

– С этим-то что? – у тетки Ганны я спрашиваю. И голос ведь не громче шепота.

Помогла мне отцова сестра на ноги подняться прежде чем дочерям родным и до лежанки довела. На нее я и рухнула.

– Α все уж с ним, Элюшка, все. Везучий чертяка, полежит-полежит да оправится.

И говорит все это тетка навроде с одобрением. Словно бы глянулся ей чем-то принцев друг невезучий.

Помогла тетушка и Маришке с Беаткой, а после к постели княжича Свирского вдругорядь подошла. В лицо его вглядывается, да не