Примерно в это же время я сыграл на альбоме у Нины Хаген. Мы познакомились на каком-то фестивале, а она мне всегда нравилась. Она совершенно сумасшедшая, просто класс – и к тому же очень симпатичная. В общем, она пригласила меня записаться на ее альбоме, а я как раз в тот день был ничем не занят и согласился. Я у многих людей записался на альбомах – если есть свободное время, то почему бы и нет?

Motörhead тоже пошли в студию – мы работали над песнями для нового альбома. Там-то, на студии, я и застал Вюрзеля за интересным занятием: он кормил свою собаку с ложечки. Я спускался по лестнице, а там он – на четвереньках.

– Что ты делаешь, Вюрзель? – спрашиваю я.

– У нее плохое настроение, – отвечает он. – Она думает, что я собираюсь от нее уйти.

– С чего ей думать такое?

– Она видела, как я собираю чемодан.

– Вюрзель, – говорю я, – у собак нет представления о том, что такое чемодан. Они не знают, что перед поездкой в него укладывают одежду. Собаки не носят одежду!

– Ну а она думает, что я уезжаю.

Переубедить его не было никакой возможности. Он звал ее Тутс – из-за белой полоски на носу[62], а она учила Вюрзеля приносить палку. Он выходил с ней гулять, а мы сидели и смотрели на них. Он бросал палку, а эта собака смотрела на него до тех пор, пока он наконец не шел за этой палкой, чтобы кинуть ее снова. Вообще умная была собака.

Так вот, когда мы не смотрели, как Тутс дрессирует Вюрзеля, мы записывались и сделали демо нескольких песен – No Voices in the Sky, Goin’ to Brazil и Shut You Down. Весь этот материал в результате вышел на альбоме 1916, но уже тогда мы знали, что какие бы песни мы ни записали для нового альбома, он не выйдет на GWR. Весь последний год Дуг Смит вызывал у нас подозрения. Наш юрист, Алекс Гроуэр, внимательно присмотрелся к его действиям, и стало ясно, что Дуг и его жена Ева работают не в интересах группы.

В результате мы потратили несколько месяцев на то, чтобы высвободиться из лап Дугласа и найти себе нового менеджера. Однажды Вюрзель привел ко мне домой человека по имени Фил Карсон, и он стал нашим менеджером на следующие несколько лет. Раньше у него были серьезные отношения (деловые) с Питером Грантом и Led Zeppelin, а потом он несколько лет работал с Робертом Плантом. Как и я сам, Фил – человек с прибабахом, но у него крепче внутренний стержень и/или дисциплинированность, как говорится в нашем бизнесе! Он мне очень нравился и до сих пор нравится. Фил вскоре заключил для нас контракт с Sony – первая большая сделка на американском рынке за пятнадцать лет существования Motörhead. Она много нам дала; она могла бы дать нам еще гораздо больше (как всегда), но это уже история для другой главы. И эта другая глава сейчас начнется.

Лично для меня самым большим событием 1990 года стало то, что я переехал жить в Америку. Я планировал это целый год, но когда это наконец случилось, все произошло в мгновение ока: только что я был в Лондоне, и вот я уже живу в Западном Голливуде, а под боком у меня Rainbow и бульвар Сансет-Стрип. Rainbow Bar and Grill, если вдруг кто не знает, это старейший рок-н-ролльный бар в Голливуде и мой второй дом – удачно, что он находится всего в двух кварталах от первого!

Но перед этим много всего успело произойти. Я сыграл маленькую роль в еще одном фильме комедийной труппы The Comic Strip, South Atlantic Raiders. В нем пародировалась Фолклендская война, и мне досталась роль какого-то сержанта. Мне надо было произнести всего лишь несколько реплик с кошмарным испанским акцентом, а затем повалиться ничком на вонючий матрас! Кто сказал «амплуа»? Еще меня взяли на роль водителя речного такси в фильме «Железо». Это была сущая тягомотина. Режиссер считал себя творцом в готическом стиле, и все это ужасно доставало. Весь день мы болтались без дела, а еще они сделали ужасную ошибку – слишком рано дали мне виски. Мне была обещана бутылка, но они дали мне ее, как только я пришел на площадку. Поэтому когда дело дошло до моих сцен, я уже был нетрезвый, уставший и на взводе. Мне заплатили заранее, и это хорошо, но сниматься в кино, как я уже говорил, жуткая скука. Гораздо круче было, когда Мик Грин (гитарист одной из моих любимых групп 60-х – 70-х, The Pirates) предложил мне записаться вместе, – конечно же, я согласился. Мы сделали кавер на Blue Suede Shoes, который вышел на каком-то благотворительном сборнике песен Элвиса, выпущенном журналом New Musical Express[63]. Мы назвались Lemmy and the Upsetters. Потом мы выпустили этот кавер на сингле, а на обороте поместили нашу с Миком песню Paradise. Мне было очень приятно поработать с Миком – он один из моих героев. Сегодня об этом не помнят, но в начале 60-х он был такой же легендарной фигурой, как Клэптон и Джефф Бек. Просто Мику не повезло.

И, конечно же, я не мог долго усидеть на одном месте, так что Motörhead скоро снова отправились в тур. На одном из концертов в Англии кто-то из зала плюнул в меня, и большущий сгусток харкотины попал на мою гитару. Я это ненавижу, и я подошел к краю сцены, сказал: «Вот, смотри», собрал этот плевок и размазал его по своим волосам:

– Сегодня вечером я вымою голову, но ты и завтра останешься говнюком!

Публика была в восторге, и об этом даже написали журналисты, но вообще я украл эту реплику у Уинстона Черчилля. На каком-то приеме одна женщина сказала ему:

– Сэр, вы пьяны.

– Да, мадам, – ответил он, – а вы уродина, но я-то к завтрашнему дню протрезвею.

Красота, правда? Кто сказал, что история это скучно?

Я переехал в Америку после тура по Европе. Все это устроил Фил Карсон. Его люди нашли квартиру, и я уехал в начале июня. Остальные члены группы остались в Англии, но то, что я теперь жил на другом континенте, ни на что особо не повлияло. Не сказать, чтобы мы постоянно тусовались вместе – когда вы полгода живете в одном гастрольном автобусе, вы не горите желанием общаться в свободное время. Но именно тогда Вюрзель невзлюбил Америку. Может быть, это была такая ревность – я и правда не знаю. Переезд в Америку не очень сильно изменил мою жизнь, потому что я и так давно уже постоянно приезжал сюда. Только раньше я не знал о масштабах коррупции в правительстве, о том, как глубоко проникла эта гниль, но вообще-то это в любой стране так. И еще люди здесь гораздо более откровенные расисты, чем в Англии, – там-то они более скрытные. Но продукты мне доставляют прямо к двери, и здесь стараются дать клиенту именно то, что он хочет, а не то, что кто-то считает для меня нужным. Единственная проблема, с которой я столкнулся, когда адаптировался к жизни в Америке, это совершенно другое чувство юмора. Понимаете, британцы любят черный юмор, злой юмор – а американцы в такое не врубаются. За две недели я практически разрушил все свои социальные связи. Я отпускал какую-нибудь, на мой взгляд, уморительную шутку, а на меня смотрели с ужасом: «Как вы можете такое говорить!» Они были шокированы, оскорблены и так далее. Боже, совершенно незачем так оскорбляться! Калеки выглядят смешно – извините, моей вины тут нет! Я говорю, что вижу.