Алиса тренировалась почти каждый день, с новыми партнерами, со старыми партнерами, – все любили кино, с прикормленным журналистом, который большей частью просто болтался по квартире, чаще всего с полковником, он был настоящий киноман.

«…Не провал?..» – спрашивала Алиса Энен после каждого разговора. «Не провал. Иногда ты себя выдаешь, говоришь что-то вроде “кто шляпку спер, тот и тетку пришил”, но в целом я тобой довольна: ты хорошо притворяешься интеллигентным человеком», – отвечала Энен. Алиса старалась держаться как интеллигентный человек, скромно пожинающий заслуженные лавры, но то и дело срывалась на щенячью радость. Она была так горда своим успехом, так счастлива одобрением Романа, что счастье брызгало из нее, попадая в самые неожиданные места, и даже на Скотину, который обычно вызывал у нее интерес больший, чем сушка, но меньший, чем бутерброд: однажды Алиса даже назвала его «Скотиночка».

…Мы, конечно, ничего не знали.

Откуда нам было знать, что у Романа неприятности? Роман был не из тех, кто скажет: «Дети, у папы неприятности» и ляжет на диван… Но, скорей всего, он и сам не знал, что у него неприятности. Узнал, когда столкнулся с ними лицом к лицу.

Я пришел на Фонтанку, как обычно, а меня не пустили. Материя сказала: «Туда нельзя, там обыск» и с успевшей развиться за год сидения в будке классовой неприязнью добавила: «Теперь Роман Алексеевич поймет, что не все коту масленица».

Ждал я довольно долго, часа два или три, – что уж там искали, не знаю, но через два или три часа вынесли телевизор. По лестнице спустилась процессия: впереди люди в форме (милиция, ОБЭП, все эти слова остались в том времени), с пустыми руками. За ними наши охранники, Петюн и Колян, перли телевизор (не найду другого слова), а также видеомагнитофон и ящик с кассетами. Петюн и Колян выносили конфискованные у Романа телевизор и видеомагнитофон, и это было их самое тяжелое дело за время работы охранниками. Это кажется гротеском, но только кажется, посреди общей бешеной дикости, рассеянной в воздухе, это было логично: ментам было лень самим тащить изъятые при обыске вещи, они велели хозяйским охранникам, те отнесли. Из ящика вывалились кассеты, загрохотали вниз, к будке Материи. Материя выглянула из будки, сказала: «Смотри-ка, телевизор экспроприировали». Почему она сказала «экспроприировали» – из засевшего в подсознании понятия справедливости: «отнять у буржуев и разделить»?

Больше ничего не «экспроприировали». Не взяли ни одной бумаги, ни одного документа, – обыск был ходом в игре, чтобы изменить соотношение сил, чтобы Роман понял, что не все коту масленица, хотели не разобраться, а напугать, намекнуть, в общем, как-то вмешаться. Территория, на которой Роман собирался строить Город Солнца, – на Васильевском острове! На территории – военный завод. Завод уже не работал, но еще был, – кому территория, кому завод, сколько там клубилось интересов! У бродивших по квартире партнеров были разные интересы: снести завод, оставить завод, перестроить, а кто-то хотел тихо, по-стариковски, сдать в аренду заводские помещения… Не были представлены только интересы отца, который хотел, чтобы все было как раньше… но установки «Град» никому не были нужны. …Я и теперь ничего не знаю, кроме того, что у Романа был конфликт со старыми-новыми партнерами. Да и кому важно, кто в чьих интересах действовал, не был ли друг-полковник врагом, работали ли старые партнеры на новых, а новые на старых, кому теперь интересна истории, которую назвали бы «а-а, понятно, какая-нибудь жуть 90-х»?

Забрали только телевизор, видеомагнитофон и кассеты. Как будто за этим и приходили, – чтобы там у себя, в милиции, посмотреть Бергмана и Феллини.

Вслед нашему телевизору и видеомагнитофону бешено лаял Мент, – какому кавказцу понравится вынос имущества? В характеристике породы написано: кавказские овчарки недоверчивы к посторонним. Мент, 73 см в холке, вес 80 кг, был недоверчив к посторонним, но все эти бродившие по квартире партнеры его дезориентировали; Роман говорил: «Мент, это свои», он и поверил, что все приходят с добром, а зря. Он бы легко мог отбить у ментов наш телевизор, видеомагнитофон, Бергмана и Феллини.

Какая она глупая тетка, типичная учительница! Материя сказала: «У Романа Алексеевича обыск. Иди-ка ты домой от греха подальше». Я что, предатель, чтобы идти домой?!

Я вышел на Невский, долго искал автомат, позвонил маме: сказал, у нас тут обыск. Просто привычка, просто я привык с мамой делиться. Если что-то важное, но не секрет.

Она долго молчала, как будто это обыск у близкого человека, потом спросила: если она приедет поддержать всех нас, это будет глупо? Я сказал, что да.

Они забрали телевизор. Как же мы теперь будем смотреть кино?

Вслед за телевизором по лестнице сбежал Роман. Я спросил, может, ему нужна моя помощь? Может, у него есть враги? Роман фыркнул: «Я же не Чебурашка, конечно, есть враги. Да что они могут – так, подтявкивать издалека. Иди домой!», и я пошел к Скотине.

Дома никого не было: ни одного партнера. Алиса сидела в инвалидной коляске в коридоре, как будто ждала меня. Утром ей сняли гипс, а потом сразу был обыск. Алиса сказала: «Обыск – это смешно, пока они тут шлялись по дому, папа все время шутил».

Алиса привыкла лежать и теперь хочет передвигаться по дому в коляске. Она врет, что не может ходить. Скотина подложил в коляску кнопку, Алиса бухнулась прямо на кнопку, встала как миленькая и погналась за ним.

Без кино было скучно.

Скотина рано заснул. Как говорит мама, «может быть у меня в жизни хоть что-нибудь приятное?».

Мы с Алисой сидели на велосипедах у окна, смотрели на Аничков мост, как в первый вечер. Без Энен было непривычно, как будто мы можем делать все, что хотим.

– А ты заметил, что я похудела?

Я сказал «да», хотя это неправда: я не заметил, потому что не очень-то на нее смотрю. И с чего бы ей похудеть? Она ест как слон.

Потом мы говорили про интересное, как Зинаида Гиппиус с Мережковским. Она ведь, наверное, и со своим мужем говорила только про интересное, а не про хозяйство. Мои родители никогда не говорят про интересное, это совершенно другой вид брака.

– Энен сказала, что всегда просыпается с резким ощущением трагичности существования? У тебя так бывает? – спросила Алиса.

– У меня нет, а у тебя?

– У меня тоже нет. Может, интеллигентный человек должен просыпаться с ощущением трагичности?.. Но я-то нет, вообще ни разу.

Я сказал:

– Она еще сказала, что просыпается и еще хочет спать, но не хочет больше спать, потому что интересней проснуться и жить. А у тебя так бывает?

– У меня нет. Я, если хочу спать, так сплю дальше. …А знаешь что? Я тут кое-что смешное про нее узнала!.. Помнишь, она рассказывала: ее вызывали в Большой дом и все такое?.. Черт, «и все такое» нельзя говорить… Так она тогда подписала! Ну, это, как там это называется – заявление, что она сотрудник. Ха!.. Смешно, правда? Мы-то думаем, она такая правильная, самый интеллигентный интеллигент на свете, а она испугалась и подписала. Тоже мне сыщик… Я знаменитый сыщик, мне помощь не нужна, найду я даже пры-ыщик на теле у слона-а… а нюх, как у соба-аки, а глаз…