Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, я совсем не европейка, — тяжело вздохнула я и откусила еще теплый пирог. — Ненавижу эти современные шикарные, бездушные магазины.
— Ну конечно, нет, — кивнула Уля и, подумав минуту, вздохнула с облегчением и добавила: — Мы с тобой — европейки… во всяком случае, здесь…
Не знаю, люблю ли я утро накануне Рождества. Особенно тогда, когда надо еще убрать в доме, приготовить, рассовать все по местам, красиво упаковать подарки, а потом с улыбкой на лице принять с десяток человек, а время летит неумолимо быстро. И когда нет Адама. И когда надо отвечать на телефонные звонки, потому что знакомые вспомнили, что надо поздравить. Сочельник должен проходить спокойно и в размышлениях, а тут не может быть речи ни о том, ни о другом. Правда, есть разделанный и замороженный карп, который достаточно лишь бросить на сковородку и поджарить, но красная капуста еще в кочане, и я не могу найти белую скатерть. Тетя-фронтовичка обсуждает с Тосей битву под Монте-Кассино[30], а Тося пригодилась бы мне на кухне. Едва я успела в последний момент подхватить с плиты борщ, который чуть было не сбежал, зазвонил телефон.
— Дорогая, ты должна накрыть на одно место больше[31], — предупредила моя мама.
— Знаю, мамочка, — сказала я сладко, потому что как проведешь сочельник, так проведешь весь год.
— Не забудь, дорогая. Ты ничего не упустила? Мы привезем заливного карпа, но боюсь, что у тебя подгорит жареный…
— Не подгорит, — заверила я маму, сдерживаясь изо всех сил, и вдруг сообразила, что на столе стоит много вкусной еды, до которой не должны добраться кошки.
— Помни, что Рождество — день примирения, — добавила моя мама. — Ты помнишь?
— Да, мамочка, — как можно ласковее произнесла я и вспомнила, что скатерть обещала принести Агнешка. А также столовые приборы, потому что у меня разносортные вилки и ножи, оставшиеся из разных наборов.
— Тогда до встречи, дорогая. Я купила отцу джемпер, как ты думаешь, он обрадуется? Еще что-нибудь подумает?
— Конечно, обрадуется, — поспешила я ее успокоить. — Жду вас.
Тося вышла из тетиной комнаты и помчалась к себе, закинув за спину набитые пластиковые пакеты. «Я тоже хочу быть ребенком!» — подумала я. Она упаковывает подарки, а я торчу на этой кухне и наверняка ничего не успею. Когда я отогнала кошек от творожного пирога и попросила разрезвившегося Бориса не срывать с елки пряники, зазвонил телефон.
— Мама говорила тебе, что в Рождество за столом должен быть один дополнительный прибор? — спросил мой отец.
— Папочка! — вздохнула я.
— Отлично, отлично… Я купил матери духи, но не знаю, удобно ли делать такой подарок. Еще вообразит себе что-нибудь…
—Что?
— Ничего, это я так просто. — Люблю отца, в некоторых ситуациях он ведет себя, как мой Адасик. — Ну, до встречи.
Я широко открыла окно, пар осел на стекле, кошки, прошмыгнув через весь стол, между грибным фаршем и капустой, которую я приготовила шинковать, юркнули в сад, оставив следы на снегу. Как замечательно, что бело вокруг, в Рождество так редко идет снег. И как чудесно пахнет капустой, и грибами, и борщом, и варениками! Второй творожный пирог печется в электродуховке в комнате, и елка наряжена, еще только Тося пропылесосит, и, собственно говоря, можно начинать праздновать, то есть покончить с работой на кухне, достать тарелки, принять ванну, красиво одеться и ждать гостей. Уля обещала одолжить два стула, Агнешка приедет после двух со скатертью, и, если подумать, я очень люблю утро накануне Рождества.
— Джуди, darling, ты помнишь про дополнительный прибор? — Тетя вошла в кухню и взяла стакан. Она, как и полагается, в сочельник строго соблюдает пост. Даже сухой корочки хлеба не съела. Правда, как я уже знаю, два-три раза, перед обедом и на ночь, она прикладывается к своей фляжке с виски. Когда я впервые ее за этим поймала, она, похоже, смутилась, но потом тоном светской дамы заявила: — Я говорила тебе, что не пью спиртное, но это всего лишь виски. Для здоровья.
— Да, тетя, — кротко ответила я и принялась шинковать капусту.
— Тося очень интересуется историей, — добавила тетя. — Она непременно должна сдавать эту биологию?
Стол выглядел изумительно, Тося украсила подсвечники еловыми веточками, в камине потрескивали березовые поленья. Я обвела взглядом свою семью: Тося, не дыша, сидела на тахте рядом с малолеткой, Агнешка с Гжесиком приехали последние, и я решила, что можно садиться за праздничный стол.
— Дорогая, — сказала моя мама, — подождем еще минутку. Знаешь, я хотела сказать тебе, что… ну давай же, помоги мне, — обратилась она к отцу.
— Юдитка, — подхватил отец и потащил меня в кухню, — дело в том, что надо еще немножко подождать, потому что мать… и я в общем-то тоже, по просьбе Тоси…
— Поговорим потом, давайте за стол, — по-прежнему сладко сказала я, потому что в сочельник (двадцать четвертого декабря) ни с кем нельзя ссориться.
— Мама, — Тося прижалась к дедушке, а тот обнял ее за талию, — приедет папа, а то он остался бы один, и с нами все-таки дедушка и бабушка…
«Что, черт побери, происходит в этом доме? — заорала я. — По какому праву здесь приглашают гостей от моего имени, не согласовав со мной? Тося, как ты могла мне такое устроить? Как ты, папочка, посмел мне об этом не сказать?»
Я открыла глаза.
— Вы очень правильно поступили, но надо было меня предупредить, — произнесла я чересчур слащаво и добавила: — Тося, возьми еще одну тарелку и поставь рядом с дополнительной.
Рождество как-никак — день примирения.
Этот Йолин приехал, опоздав на пятнадцать минут. Засунул под елку маленькие сверточки, поцеловал меня в щеку; при этом у меня появилось желание поступить как малолетка племянник в таких случаях, то есть быстро вытереться рукавом, но я помнила, что это как-никак день согласия и примирения. Я курсировала между кухней и комнатой, и этот вечер оказался бы чудесным, будь Адам со мной, как год назад. Но его не было. Я мысленно преломила с ним облатку[32], прежде чем ко мне подошел отец моей дочери.
— Счастья тебя, Юдита!