Все можно превратить в игру. Я даю ей нажать на звонок, но он более тугой, чем у нас дома, и мне приходится помочь. Мы стоим перед домом, ждем, когда его обитатель откликнется, секунды текут за секундами, пока не начинает казаться, что в доме никого нет. Мы снова звоним, и на этот раз Холли умудряется позвонить сама. Она теперь уже почти совсем проснулась, неожиданно подпрыгивает у меня на руках, в восторге от произведенного ею звука. «Это появится не папа», — спешу я сказать ей на случай, если она вообразит, что появится Пол, изображая удивление при виде маленькой посетительницы, что он всегда делает, когда мы возвращаемся в квартиру.

Диклен Барр открывает дверь. Он смотрит на меня, потом на Холли, потом снова на меня.

Прошло восемь дней с тех пор, как умер папа. Было холодно, и шел дождь. Я заказала службу в местной церкви, хотя он и не был таким уж верующим. Мне хотелось как-то достойно это отметить, и церковь создает такую атмосферу.

Пол отвез Холли к своей маме. Он был прав: девочка начнет нервничать, увидев меня расстроенной, да и в любом случае она никогда не просидит всю службу — ей станет скучно, она будет требовать веселых развлечений, что никак не соответствует ситуации. А вот иметь рядом Пола я хотела, но он считал, что должен остаться с девочкой в Фарнеме. Я была не одна в приделе — рядом со мной сидел Боб Финдлей. Позади меня Билл и Сью Джексоны сидели с Бидди Бетфорд — ее муж лежал с гриппом. Пришел управляющий продуктовым складом, и еще один мужчина, в котором я признала коллегу папы по работе в отделе жалоб и дисциплинарных взысканий. Дома кипа карточек с выражением сочувствия указывала на популярность папы и дружеские чувства, какие люди питали к нему. Но сообщение о похоронах пришло слишком поздно, в рабочий день, и я поняла тогда, что мое письмо, должно быть, выглядело пустой отпиской и не содержало приглашения прийти. Тем не менее я надеялась, что еще придут люди и пополнят это жалкое собрание, но тут заиграл орган. Гроб внесли в церковь четыре профессионально мрачных носильщика из «Кооп».

— Значит, это и есть внучка Рэя. — Барр произнес это в замедленной манере, не так, как мне помнилось, он обычно говорил более помпезно.

— Мистер Барр, — сказала я, — простите, что являюсь без предупреждения. Мне хотелось извиниться за вчерашнее. Я была не права, разговаривая с вами в таком тоне.

Он продолжал стоять в проеме двери, не отрывая взгляда от Холли. По-моему, он был пьян. После нескольких секунд молчания я пересаживаю Холли на бедро.

— Дело просто в том, что у меня была последняя телефонная квитанция папы. Он звонил по вашему номеру в день смерти, провел три четверти часа на телефоне. Извините, что я решила, будто это были вы. Мне в голову не пришло, что он мог разговаривать с кем-то другим.

Я увидела, как он нахмурился, словно пытаясь понять, что́ я говорю. До меня дошло, что я путано выразилась, выложила ему результат размышлений, которые занимали мою голову не один час. Я жду, чтобы он что-то сказал, что угодно. Сказал бы: «О да, понимаю, он говорил, должно быть, с моей женой, с моей дочерью, я спрошу их». Или скажем: «Мне очень жаль, что я соврал тебе, да, мы с твоим отцом долго разговаривали в тот день, и он все снова и снова повторял, какая ты у него хорошая, как тебе трудно со всем справляться и ты вовсе не виновата, что тянешь такой воз, и как ему будет не хватать тебя, когда он уйдет из этого мира».

У меня появились груди, маленькие холмики плоти. Я лежала в ванне, лаская мыльными руками соски, неожиданно потемневшие. Я становилась женщиной, это ошеломляло, волновало. Я встала в ванне — теплая вода плескалась вокруг моих голеней. Подняла ногу, перенесла ее через край эмалированной ванны, опустила ступню на пушистый мат. Другая нога поскользнулась на дне ванны, я неожиданно потеряла равновесие, сильно ударилась внутренней стороной бедра и полетела — с губ моих сорвался невольный крик. Я очутилась в воде лицом вниз, одной ногой зацепившись за край ванны, когда папа влетел в незакрытую дверь.

Я почувствовала его руки на моих плечах, затем под мышками, когда он стал меня поднимать.

— Ты в порядке?

Прижал меня к себе. Обнял, несмотря на то что я была мокрая.

Но успокаивающих слез не было. Я была в шоке и съежилась от стеснения.

— Все о'кей, — выдавила я и почувствовала, как трудно вобрать воздух в грудь. — Уйди, пожалуйста.

Он опустил меня на пол и отвернулся, прежде чем я успела обмотаться полотенцем. Его спина в клетчатой рубашке исчезла за толстой деревянной дверью. А я села на стул и почувствовала, как пульсирует бедро, увидела, что появился синяк на гладкой коже.

— Мистер Барр?

Он словно вдруг пришел в себя, вспомнил, кто он, вспомнил, что мы с Холли стоим на его пороге.

— Извини.

Он как-то нерешительно смотрел на нас, и я подумала, предложит ли он нам войти.

— Я понял, что ты сказала, но ты ошибаешься. Здесь никого нет. Изабелла оставила меня давно, я не видел ее и Джесси тридцать лет. Так что если твой отец с кем-то и разговаривал, это был я.

— Значит, вы признаете, что разговаривали с ним? В день его смерти?

— Возможно. Я, право, не могу припомнить.

Я чуть крепче прижимаю Холли к боку.

— Наверняка вы бы вспомнили, если бы он вам звонил? Я приехала не для того, чтобы скандалить, я просто хочу знать, что он вам сказал, что было у него на уме. Это мне страшно важно. На следствии вынесен вердикт — смерть в результате катастрофы. Я вам это говорила? Именно такого вердикта я в то время хотела. Но теперь я не знаю, правда ли это.

— Она хорошенькая, твоя дочка, в тебя пошла. И я вижу вашу мать в вас обеих.

Я никуда не продвинулась. Надо наконец найти способ прорвать его скрытность.

— Ведь это вы сделали снимок, верно, вы сняли нас на Рюлиевом Холме? Я была там сегодня — никогда прежде я об этом не думала, но кто-то сделал же тот снимок. Поэтому у вас и был экземпляр, верно? Иначе как бы вы могли сделать с него рисунок?

Он медленно качает головой, продолжая глядеть на Холли, которая в ответ смотрит на него с нескрываемым любопытством человечка своего возраста.

— Нет, — говорит он. — Я — художник, я не дружу с камерой. Я никогда не снимал за всю свою жизнь.

— Кто же в таком случае сделал этот снимок?

Он носом втягивает воздух.

— Эта фотография и мой рисунок — две стороны пари.

Холли начинает тихонько подвывать от скуки — что-де мы тут делаем, стоя у этого дома, разговаривая с незнакомым человеком?

— Какого пари?

— В общем-то ничего особенного. Это было давно. И лучше о нем забыть.

— Почему вы не хотите рассказать мне?

Он рукой берется за косяк двери, поддерживая ее приоткрытой.

— Извини.