– Я бы хотел того же, – с улыбкой ответил Илдей. – Но от имени кого ты вещаешь, боярин?

– От имени великого князя киевского.

Брови печенега поползли вверх:

– Святослава? Но он же сейчас на Истре и бьется с греками. Он что, хочет, чтобы я привел ему конных? Я не желаю идти путем глупца Кури. Для того чтобы владеть степью, нужно всегда оставаться сильным, а не класть напрасно воинов среди далеких чужих гор!

– Я говорю от имени великого киевского князя Ярополка, – вновь повторил Блуд. – Мы не хотим, чтобы Святослав возвратился в эти стены, и надеемся, что ты, великий хан, нам в этом поможешь.

– Отец прислал за подмогой, – наконец-то заговорил князь. – Значит, силы его в Болгарии на исходе. Если он не погибнет в своем глупом походе, будет возвращаться обратно с малыми силами. Запри Днепр, хан, прошу тебя!

Илдей долго молчал, обдумывая услышанное. На какое-то время на лице его появилась маска брезгливости. Заметив это, Алдан поспешил заверить:

– За голову Святослава ты получишь награду, достойную великого хана! Княжеские кладовые очень богаты!

– Закрыть пороги нетрудно, – медленно, словно рассуждая сам с собой, проговорил хан. – Если я буду спокоен, что от Киева никто не подойдет на подмогу, я приведу туда несколько тысяч конных. Хотя…

Тут лицо Илдея расплылось в довольной гримасе.

– Хотя я знаю, кого поставить на порогах! Курю! Он со Святославом когда-то зло надсмеялся надо мной. Теперь и я отплачу тем же. Решено, Святослав не пройдет на Киев ни водой, ни сушей. Взамен…

Хан поднял к высокому потолку глаза, что-то обдумывая, затем решительно произнес:

– Взамен вы уступите мне свои земли по правому берегу нижнего Днепра и Русского моря! Моим детям становится тесно на левом берегу!

– Земли уличей?!! – даже привстал с резного кресла Ярополк. Блуд с силой надавил на его плечо:

– Достойная плата, великий хан! Как только ты возьмешь в руки голову Святослава, они станут твоими!

– И по отъезде моем из Киева я уведу два коня серебра и два коня золота, – с улыбкой закончил Илдей. – Любовь воинов надо всегда щедро подогревать!

Боярам пришлось согласиться и на это.

Когда половцы были проведены в трапезную, Ярополк охватил голову ладонями:

– Но ведь мы поступаем сейчас как Иуда, Блуд! Мне страшно!

– Святослав не Христос! А ты – князь, помни об этом. Вещий Олег, ради того чтобы спокойно сесть в Киеве и стать великим, убил Дира и Аскольда, и никто его за это не осудил. Над правителями нет суда!

– А если народ узнает, что я предал отца?

– Как? Святослав ушел воевать, а на войне всегда убивают.

– И потомки ничего не узнают, великий князь, – вступил Стахий. – Я прикажу монахам, чтобы в летописи, что они пишут в своих пещерах, было поведано о смерти Святослава от меча печенега. Позже скажу, когда придет весть о его кончине. Пойдем, изопьем меда хмельного в честь свершенного договора. Союз со Степью нам сейчас очень нужен: Олег и Владимир еще не изъявили тебе, княже, своей покорности! Да, а что прикажешь делать с посыльными Святослава?

Ярополк, не в силах вымолвить смертельного приговора, лишь резко, словно мечом, махнул правой рукой.

– Надо убрать и посыльных Святослава к Олегу, – негромко произнес Блуд. – Ни к чему на Истре знать о том, что здесь происходит. А к Свенельду я бы послал своих гонцов, князь! Старый варяг хитер как лис, почуяв выгоду, он переметнется на твою сторону. Пообещай ему за верность должность первого воеводы и дань с кривичей. И пусть не берет с собой Улеба, сын Игоря – претендент на трон! Дружина Свенельда – большая сила, с нею ни Олег, ни Владимир с Добрыней нам будут не страшны. Святослав же без варягов – ничто…

Подходил к концу третий месяц осады Доростола. Князь Святослав сделался злым и раздражительным: известие о предательстве старшего сына и бояр, бунты болгар внутри крепости лишали его сна и покоя, время от времени одолевали припадки. Киевский князь приказал казнить 300 знатных жителей Доростола, уличенных в переговорах с греками. Еще несколько сот болгар, взятых скорее наугад, чем виновных, были брошены в каменные мешки-подвалы. Заканчивались скудные остатки пищи, приходилось резать коней, столь полезных для славян в последних стычках. Магистр Иоанн Куркуас мало-помалу сумел засыпать рвы, теперь камнеметы могли добрасывать пудовые гранитные глыбы до стен крепости, сотрясая старую кладку и вырывая воинов из рядов защитников. Князь уже не обращал внимания на слезы Предславы, не заходил к ней в спальню, предпочитая гасить накапливающиеся мужские желания короткой случайной связью с болгаркой или с кем-либо из прибывших вместе с Ратибором древлянок. Святославу стало очевидно, что кризис в этой войне назрел, подобно нарыву. Осталось лишь постараться грамотно его вскрыть.

Подобные же чувства одолевали и греческого базилевса. Иоанн Цимисхий был оповещен, что его злейший враг Варда Фока сумел за время отсутствия царя в столице собраться с силами в азиатских фемах империи. Теперь достаточно было лишь одного броска флота через проливы, и трон Царьграда сменил бы своего владыку. Войск за столичными стенами было немного, а чернь без щедрого звона монет вряд ли полезет на защиту вековых стен.

Цимисхий пытался сделать все возможное, чтобы ускорить свою победу. Он даже послал киевскому князю вызов на личный поединок, предлагая мечам решить судьбу Доростола. Но Святослав вызова не принял, ответив дерзко:

«Я лучше врага вижу свою пользу, а если базилевс не желает более жить, то есть много иных путей к смерти!»

Ближние Цимисхия увидели в этих словах трусость варвара, но Иоанн думал иначе. Архонт русов явно знал о лимите времени вождя греков и стремился извлечь из этого максимальную пользу. Мудрость шахматного игрока: врагу нельзя ни задержаться еще хотя бы на месяц, ни уйти, оставив Болгарию на милость Святослава. И то и иное означало как минимум политическую смерть!

Все решил Икмор 19 июля 972 года.

В этот день боярин отвечал за оборону Доростола. Святослав третьи сутки лежал в температурной горячке. Увидев, как греки запрягают в осадные орудия быков, явно стремясь перевезти их еще ближе к стенам и ронять камни уже в центр крепости, Икмор не выдержал:

– Конные, в седло!!! Приготовиться к вылазке! Открыть ворота!!

Две сотни всадников, облаченные в трофейные латы греков, излились в поле подобно блестящей на солнце гигантской змее. Полторы сотни саженей до камнеметов они одолели за считанные мгновения и схватились с брошенным навстречу заслоном. Икмор мощными взмахами длинного меча выбил из седел троих легковооруженных конников, заметил сидевшего на вороном жеребце военного начальника в дорогих доспехах и устремился к нему. Магистр Иоанн Куркуас, торопливо призывая на помощь резервы из лагеря, не сразу заметил опасность. Он едва успел выхватить из ножен меч.