— Повтори.

Обернулась, выразительно приподняв бровь, всем своим видом давая понять, что очередная глупая шутка будет стоить ему очень дорого, но и Кай не мешкал, находясь уже всего в полутора метрах от меня. Всё такой же серьёзный, напряженный и голый, но ни капли по этому поводу не комплексующий. На миг меня заинтересовала обширная вязь татуировки, покрывшая примерно треть тела шеррианца от шеи до колена преимущественно в левой части, но я быстро призвала себя к порядку и сосредоточилась на его глазах.

— Только не нервничай, — он поднял руки, приближаясь ко мне медленным и плавным шагом, словно я была диким животным, готовым вот-вот броситься в атаку. — Посмотри на своё левое плечо. Аккуратно.

Я нехотя и даже как будто страшась, скосила глаза вниз, действительно увидев некие тёмные линии, а Кай продолжил объяснять:

— Это татуировка. Знак обнаружения избранника и начавшегося запечатления. Я не могу объяснить её появление, потому что ты иной расы, но вот предназначение — вполне.

Несмотря на шок, я сумела выставить перед собой руку и категорично заявила:

— Не подходи!

Он не послушал. Сделав ещё шаг, так что моя ладонь легла ему на грудь, Холт твёрдо и как-то даже пугающе торжественно произнёс:

— Будь моей женой, Санни. Потому что я уже твой муж.

Первые пять секунд я могла только моргать. На шестой протянула глубокомысленное «эм…». На седьмой сдавленно хрюкнула, после чего залилась откровенно истеричным смехом. Холт стоически вытерпел всё, даже когда я от переизбытка эмоций стукнула его кулаком по плечу. Но когда смех перешел в икоту и нервные всхлипы, отдал резкий приказ Марусе:

— Зови Глафиру, нужна её помощь.

— Нет! — Я отшатнулась от шеррианца, как от чумного, но не слишком далеко — его руки волшебным образом оказались у меня на талии и удержали практически на месте. — Отпусти! Холт!

— Ты не в себе. — Он был возмутительно самоуверен, а вот я рядом с ним, кажется, превращалась в истеричку.

— Естественно, я не в себе! — воскликнула раздраженно, всплеснув руками и отталкивая его от себя, из-за чего чуть не потеряла одеяло, но вовремя его подхватила. — Отчего бы мне быть в себе, не подскажешь? Сначала меня похищают из собственной каюты, затем объявляют, что мы практически женаты! Да я так чуть ли не каждую ночь развлекаюсь! Ты в курсе вообще, что я ушла из медблока потому, что ни видеть, ни слышать тебя не желаю? Мало того, что всю предыдущую жизнь мне испортил, так ещё и будущую собираешься?! А вот шиш!

И я показала ему этот самый «шиш» левой рукой.

Пальцы были крайне внимательно изучены (лично я ощутила себя глупо), после чего взгляд Холта вновь переместился выше, на моё лицо, и Кайред клятвенно меня заверил:

— Теперь всё будет иначе.

— Не верю! — заявила мрачно, складывая руки на груди, отчего одеяло всё-таки немного сползло, приоткрывая правую грудь и тем самым превращая весь мой негатив в фарс.

— И всё-таки я настаиваю, — Кайред рывком прижал меня к себе одной рукой, второй нагло приподнимая мой подбородок. — Александра, ты всё прекрасно понимаешь и чувствуешь. И себя, и меня. Уйми уже свою вредность и просто дай нам шанс. Да, я не идеален, но ради тебя сделаю всё.

— Совсем всё? — уточнила въедливо.

— Абсолютно, — подтвердил самоуверенно.

Краем глаза заметила подозрительное колыхание воздуха слева, медленно повернула голову и увидела Марусю. Искин, выбрав в качестве утреннего наряда что-то невозможно женственное и невесомое, прижала кулачки к груди и смотрела на нас с таким умилением, как одна моя коллега — слезливые вивильские сериалы в обеденный перерыв. Заметив, что её обнаружили и не очень-то этому рады, Маруся сочно покраснела, пискнула и поторопилась исчезнуть со словами «простите-извините, мне пора».

— Что ж… — Я повернула голову обратно, задумчиво сложила губы трубочкой, изучила напряженно застывшее лицо командора и решительно кивнула, окончательно и бесповоротно ставя жирный крест на всех своих прошлых планах и мыслях. Прав, Холт. Хватит. Его бы я ещё может и помучила, но себя в мазохисты записывать не собираюсь. Эта ночь далась мне слишком тяжело, чтобы жаждать повторения. — Отлично. Вот мои условия. Первое: не лги мне. Никогда! Второе: никаких запретов по исследованию Никао. Тем более никакого отзыва экспедиции. Третье: я требую всю информацию по шеррианцам, об их способностях к обороту и в особенности по запечатлению. Четвёртое: свадьба будет тогда, когда я этого захочу. Не дави и не торопи. И пятое, самое главное: с моими родителями ты будешь объясняться сам. Всё.

— Всего лишь? — наивно удивился Холт, на что я только многозначительно ухмыльнулась и ничего не произнесла вслух.

Мой милый, наивный Кай… Ты даже не представляешь, на что только что подписался!

— Я согласен, но с одним условием, — отрывисто кивнул командор. — С этого дня ты живёшь со мной, спишь со мной и не избегаешь меня, моего внимания, ухаживаний, ласк и близости.

— У кого-то плохо с математикой, — заметила иронично. — Я насчитала гораздо больше одного.

— Всё ты поняла… — Его тон стал ниже, губы ближе, а глаза блеснули предвкушением. — Мы договорились?

— Обманешь — уничтожу, — шепнула ласково-ласково и первая коснулась его губ своими, тем самым словно ставя нерушимую печать на нашей договорённости.

Лёгкое касание очень быстро превратилось в пылающий ураган страстей, одеяло улетело в сторону, а моя разгоряченная спина впечаталась в ближайшую прохладную переборку. Мы целовались жадно, исступленно, чуть ли не кусая друг друга и сжимая так, что хрустели кости и становилось трудно дышать. Но этого нам было мало! Мало, мало! Лично я желала раствориться в Кае, а лучше всего растворить его в себе, чтобы больше никогда не отпускать. Присвоить! Заклеймить!

Даже думать не хочу, чем могло закончиться это безумие, обрушившееся на нас, если бы не настойчивый и продолжительный стук в дверь, а также встревоженный доклад Маруси из потолочного динамика.

— Командор Холт, Александра, на связи с кораблем полковник Коулман. Я пыталась объяснить полковнику, что вы ещё спите, но он ничего не хочет слышать. Если в течение десяти минут вы не выйдете на связь, он отдаст всех нас под трибунал. — На последних словах искин нервно икнула, явно переигрывая, но я даже и не подумала отметить это вслух.

И задумчиво произнесла совсем другое:

— А папа